Аве оза что это значит
Вознесенский и Оза. Слушаю дыхание твоё
В его стихи я влюблена с юности. Её же увидела в одной из телепередач, уже после страшного события. Такой мне она и представлялась: немного сгорбившаяся женщина с грустными, но живыми глазами. Оза изредка прерывала свой рассказ-воспоминание, мужественно борясь с новым натиском слёз.
«Разве знал я, циник и паяц. »
Зоя Богуславская счастлива в браке. Вместе с мужем, Борисом Каганом, они дружно воспитывают сына. На момент знакомства с Вознесенским она уже состоялась в профессии: успешный литературный критик, драматург, автор нескольких книг…Менять привычный уклад не собиралась. Да и, как признавалась сама Зоя Богуславская, была далеко не из тех, кто смог бы бросить всё и утонуть в «пучине страсти». Так что поначалу до влюблённого поэта ей не было никакого дела. Совсем иначе всё обстояло с Андреем. С первого взгляда на неё он понял: «Только Зоя». Его судьба, его Муза, его счастье, его спасение …
Как говорится в одном из стихотворений Андрея Андреевича: «В любви все поступки чисты». На адрес Зои Борисовны полетела бесконечная череда телеграмм. Когда это не возымело действия, Андрей Андреевич стал буквально обрывать звонками их телефон. Когда не помогло и это, поэт начал любыми способами пытаться встретиться с ней, хоть на минутку увидеть! Эти действия вызывали противоположный эффект. Зоя не только игнорирует навязчивого ухажёра, но и старается не быть там, где их пути (пусть даже потенциально) могли бы пересечься. Но, как говорится, «случай решает всё». Особенно в сочетании с безумным поступком. Особенно, если это касается жизни настоящего Поэта.
«Может, её называют Оза?»
Богуславская вместе с сыном Лёшей отправилась в теплоходное путешествие по Волге. На одной из остановок заместитель капитана подошёл к ничего не подозревающей женщине, держа в руках огромный букет. «От товарища Вознесенского!» – сказал он с лукавой улыбкой на лице. Она не приняла букет, крепче взяла за руку сына и пошла на палубу. Каково же было удивление не только Зои, но и всех остальных туристов, когда это стало повторяться на каждой станции! Да ещё о каждом подарке объявлял чей-то бодрый голос из радиорубки, обязательно указывая на то, кому именно предназначался букет.
Вспоминая об этом случае, она сказала: «Мне было нельзя даже выйти из каюты – настолько это была тотальная атака». На причале в Петрозаводске (конечной станции) её встречал Андрей Андреевич. Как оказалось, в ожидании он провёл целые сутки без сна и еды, полный томленья, тайных дум, страхов и надежды. Наивный, он полагал, что сломил неприступную Музу и уже был готов принять её в свои объятья. Но…вместо Психеи, сражённой любовью Купидона, поэт увидел разгневанную Афину Палладу, готовую публично пронзить его копьём из нелестных слов в его адрес. Зоя Борисовна была разъярена настолько, что в довольно обидной форме попросила Вознесенского навсегда забыть её и перестать дискредитировать перед семьёй и обществом. Поражённого поэта просто сразило отчаяние… Бесцветным голосом он пообещал, что больше никогда не будет её преследовать и кинулся прочь. В настолько безнадёжном состоянии Зоя не видела его никогда. Женщина не на шутку испугалась за жизнь поэта и, терзаемая чувством глубокой вины, посылает ему телеграмму примирительного содержания. Это была «первая веточка, потянувшаяся от меня к нему». Спустя какое-то время они договорились о встрече. Через пару недель Зоя под диктовку Андрея пишет в ЗАГС прошения о разводе. Судьба с чувством абсолютной победы громко аплодировала себе и влюблённым.
«Мы – как формула жизни двоякая»
Никто не мог поверить в реальность случившегося: Зоя Богуславская, принципиальная, серьёзная, «бескомпромиссная по отношению к мужчинам», и вдруг связывает жизнь с легкомысленным поэтом, да ещё Вознесенским, которого не так давно гнал прочь из страны сам товарищ Хрущёв. Ей стали звонить многочисленные поклонницы поэта: кто с угрозами, кто с мольбой, кто с оскорблениями. Из-за связи с опальным поэтом Зое отказывали в деловых встречах и всячески мешали публикации статей. Категорически не принимала невестку Антонина Сергеевна, мать Вознесенского, сравнивая их связь с «татарским игом». Бывший муж, без жалоб и упрёков, спокойно попросил её одуматься и вернуться в семью…Борис ни капли не сомневался в том, что она не проживёт с Андреем и года и был готов ждать её, сколько потребуется. Но, вопреки всему и всем, Богуславская и Вознесенский были неразлучны практически полвека… Поэт взял верх над независимой Зоей. И перед миром предстала новая женщина – ОЗА!
«Как ты, милая, снишься. »
В одном из интервью на вопрос о том, посвящал ли ей стихи Вознесенский? Богуславская скромно ответила: «Я и так рядом с ним всегда, зачем посвящать мне стихи?» Но никто не забыл, что в 1964 году из-под восторженного пера поэта вышла поэма, написанная в её честь. Нетрудно догадаться, как она называлась…
«Тебя не опечалят строки эти. »
karpenko_sasha
karpenko_sasha
Однажды ранним утром я проснулся от странного голоса. Я даже не понял сразу, внутренний это был голос или внешний. «Аве, Оза! – услышал я, – палиндром. А ты написал палиндром своей любимой женщине? – зачем-то вдогонку спросил меня голос». «Вознесенский!» – подумал я.
Я никогда пристально не акцентировался на этой замечательной поэме Андрея Вознесенского. Ну, Оза так Оза! Мало ли какими именами называем мы любимых и преданных нам женщин! «Читатель ждёт уж рифмы Оза? Ну на, возьми её скорей!» Слово «Оза» совсем недлинное, и мне не составило труда прочесть его наоборот, справа налево. Было ясно, что никакой это не палиндром. Вот Аза была бы «железным» палиндромом. Была такая хорошо известная женщина, диктор Первого Канала Аза Лихитченко. Так неужели Голос меня обманул?
И тут я вспомнил, что в призыве-обращении Андрея Вознесенского было ещё одно слово – Аве. «Так вот где палиндром! – про себя воскликнул я. – Ева! Славься, Ева! Ну, конечно же, для Андрея Андреевича, как для ветхозаветного Адама – Ева, Оза была самой первой и самой желанной женщиной!» Я тихо встал с постели и зачем-то полез в Википедию. Как будто не знал или не совсем понимал, что означает имя Зоя. Неуверенность в знании тоже бывает полезной и плодотворной! Моё любопытство было в полной мере вознаграждено! Вот что говорит Википедия: «Зоя, др.-греч. Ζωή – «жизнь». Вероятно, является переводом на древнегреческий язык библейского имени Ева» Так вот оно что! Вот где собака зарыта! Какой сложный, однако, смысловой палиндром!
Но может ли такое быть, чтобы до меня докричался и достучался голос самого Вознесенского? Я вдруг вспомнил начало нулевых годов ХХI века, традиционную сентябрьскую книжную ярмарку на ВДНХ – и почти одинокого Вознесенского, уже потерявшего голос. Слушателей в маленьком павильончике было два-три человека, не больше. Вознесенский – и вдруг такой скромный интерес публики. «Странно, – подумал я. – А на Пригова толпа идёт. Неужели Вознесенского не узнали? Но ведь в афише мероприятий указано его имя!» И тут до меня, наконец, дошло. Андрей читает очень тихо, практически ничего нельзя разобрать. Там у них на ВДНХ и так никудышная акустика, а тут ещё толпа читателей и почитателей, пришедших за дешёвыми книгами, гудит как улей. Я сам, помнится, презентовал на этой ярмарке книгу и сразу понял: «Надо читать громко, в полный голос!» А с голосом у Андрея Андреевича наметились проблемы. Так что люди, возможно, и пришли на эту встречу со знаменитым поэтом. Но долго слушать его тихое, почти беззвучное чтение не смогли. Кому-то из поклонников, наверное, было больно видеть его таким – и они поспешили уйти. Подойдя поближе к знаменитому поэту, я поздоровался и сказал: «Андрей Андреевич! А почему бы Вам не взять микрофон? Наверняка было бы лучше слышно!» «Спасибо, мне как-то сподручнее читать без микрофона», – ответил Вознесенский. А, может быть, и не было там никакого микрофона! На звуковой технике организаторы поэтических мероприятия всегда стараются сэкономить. Но теперь великому поэту уже точно не нужен микрофон. Он приходит к нам во сны и говорит громко и отчётливо. Так, как он читал когда-то стихи на переполненных стадионах. А, может быть, это я к нему пришёл в его день рождения, и мы встретились в прямом эфире, на перекрёстках нашей Вселенной?
Часть 2-я. ПЕСНЯ О ТРЁХЦВЕТНОМ НЕБЕ
Была у меня ещё одна история, связанная с Андреем Андреевичем. Как-то поздно ночью, тёплым августовским послепутчевским вечером 1991 года, у меня зазвонил телефон. Послышался, с извинениями за поздний звонок, голос популярной телерадиоведущей Татьяны Бодровой. Она сказала, что поэт Андрей Вознесенский написал новые стихи и попросил её найти композитора, который смог бы за ночь сочинить на эти стихи песню. Вот она и подумала обо мне. Сказать, что я был сильно удивлён – ничего не сказать. Я был, можно сказать, ошарашен и озадачен таким предложением. Я не понимал, почему Вознесенский, который был в ту пору гениальным чтецом, не мог прочесть эти стихи без музыки. Я не мог понять, почему я вдруг оказался в одном ряду с такими композиторами, как Раймонд Паулс и Алексей Рыбников, с которыми успешно сотрудничал в то время Андрей. Конечно, многое объясняла срочность заказа (возможно, мэтры просто дружно отказались сочинять с такой скоростью?), и всё же.
«А что это за стихи?» – поинтересовался я, чтобы выиграть хоть немного времени на размышления. Татьяна прочла мне стихи, и я понял, почему они срочно нуждались в музыке. Стихи были белыми. Врезалась в память строчка о трёх парнях, погибших в тот августовский день, Кричевском, Комаре и Усове: «Лежат под трёхцветным небом. Вечная память…». В итоге писать заказуху ради того, чтобы на следующий день исполнить её перед ревущей многотысячной толпой, я отказался. Зато переадресовал просьбу Андрея Андреевича своему приятелю, тоже афганцу, Валерию Ковалёву, который, как я и предполагал, с удовольствием её выполнил. К счастью для мира, в нём есть более тщеславные люди, чем я. Неожиданная цепочка происшествий привела к тому, что на следующий день мы сидели с Андреем Вознесенским в одной машине и разговаривали о поэзии, оказавшись рядом на заднем сиденье. Справа сбоку сидела его верная Оза, Зоя Богуславская. Впрочем, не помню, чтобы она проронила хотя бы слово. Поэтому я изумился, когда услышал впоследствии её блестящую речь об Андрее по каналу «Культура»! Я рассказал Вознесенскому о том, как переводил свои стихи на английский язык. Я только что вернулся из США, где и производил эти опыты.
– И ты, конечно же, переводил верлибром? – поинтересовался Вознесенский.
– Напротив, я перевёл все рифмованные стихи в рифму, а некоторые стихи – почти дословно! – не без гордости за свой переводческий труд сообщил я.
– Ну и напрасно! Надо было переводить на английский как можно ближе к тексту и не в рифму. У них рифма – это отстой. Они рифмуют только песенные тексты. А вся серьёзная поэзия в Америке – нерифмованная.
То же самое мне говорили американцы, но уже после того, как я завершил свою работу – видимо, чтобы меня не обидеть. Но я схитрил. Я перевёл на английский и свои верлибры. Просто потому, что верлибр переводить намного проще. Именно верлибры имели наибольший успех на моих творческих вечерах. Особенно умиляла американцев история про незнайку:
Удивляются, что незнайка был поэтом.
Ничего удивительного. Всё зная, трудно быть поэтом.
Удивляются, что незнайка был композитором.
Ничего удивительного. Всё зная, трудно быть композитором.
Удивляются, что незнайка не был пророком.
Ничего удивительного. Ничего не зная, трудно быть пророком.
В то же время, переводы рифмованной поэзии потребовали от меня такой концентрации сил, умения и энергии, что мне захотелось защитить своё детище в разговоре с Андреем Вознесенским. Я попытался было возразить ему, что, действительно, его стихи, основанные на густой метафоричности, мало что теряют от нерифмованного перевода, но как быть со стихами, чья сильная сторона – музыкальность речи? Впрочем, Андрей Андреевич был настолько непоколебимо уверен в своей правоте, что серьёзно спорить с ним мне не захотелось. Слывший авангардистом Вознесенский ни за какие коврижки не хотел превращаться в «отстой», пусть даже в экспортном варианте. Очевидно было, что русскую поэзию можно классифицировать именно по её «реакции на переводимость». Есть поэзия как феномен языка. И есть поэзия как феномен нестандартного мышления, нешаблонного, нетривиального видения. Расстались мы в тот день с Андреем по-дружески. Но каждый остался «при своих». На следующий день мой друг, афганец Ковалёв, который, кстати, был за рулём машины, возившей Вознесенского, Зою и меня по городу, с блеском исполнил песню на стихи Андрея на митинге у ещё не расстрелянного псевдопатриотами Белого Дома.
Часть 3-я и последняя. НА ДВА ГОЛОСА
Поэт в России постоянно находится под прицелом различных суждений о нём и толкований… Многое болтают почём зря, знаю на собственном опыте. Это даже не зависть. Это многоликая месть мира за то, что ты долгое время находился на его вершинах. После десятилетий оглушительной славы Андрей Вознесенский вдруг оказался в полузабвении, чему изрядно поспособствовали болезнь и потеря голоса. Вместе с тем, есть много пишущих людей, которые считают Андрея Вознесенского своим учителем и относятся к нему с трепетом и пиететом. Достаточно назвать Константина Кедрова и Сергея Сутулова-Катеринича.
Существуют странные «откаты» времени, когда поэта начинают отвергать просто за то, что ему долгое время фантастически везло. Думаю, что сочувствие пишущей братии Андрею Вознесенскому в момент, когда он потерял голос, могло бы быть большим. Если бы не его прежняя оглушительная слава, которой продолжали завидовать. В том числе и – подсознательно – те современники поэта, которым она помешала прозвучать в полный голос, поскольку эстрадники шестидесятых «заглушили» всех и вся, в том числе и собственную «тихую» лирику.
Ни славы, и ни коровы,
ни шаткой короны земной –
пошли мне, Господь, второго, –
чтоб вытянул петь со мной!
Прошу не любви ворованной,
не милостей на денёк –
пошли мне, Господь, второго, –
чтоб не был так одинок.
Чтоб было с кем пасоваться,
аукаться через степь,
для сердца, не для оваций,
на два голоса спеть!
Чтоб кто–нибудь меня понял,
не часто, ну, хоть разок.
Из раненых губ моих поднял
царапнутый пулей рожок.
И пусть мой напарник певчий,
забыв, что мы сила вдвоём,
меня, побледнев от соперничества,
прирежет за общим столом.
Прости ему. Пусть до гроба
одиночеством окружён.
Пошли ему, Бог, второго –
такого, как я и он.
Не могу не отдать должного Андрею Вознесенскому. Эта его «песня» царапает меня по-прежнему, хотя столько раз уже звучала и в исполнении автора, и в исполнении Высоцкого. Меня не покидает ощущение: что-то в этом произведении мы недослушали и недопоняли. Вроде бы всё понятно. Незыблемость преемственности. Соперничество как содружество. Но вот это «прирежет за общим столом» явно выбивается из ряда образов и ассоциаций. Как прирежет? За что? Зачем? Первая мысль была такая: «прирежет» – метафора. Смысл – перепоёт друга, заткнёт его за пояс. Но потом понимаешь, что всё всерьёз – из двух певцов в живых остаётся один. Тогда почему «за общим столом», а не, скажем, в какой-нибудь тёмной подворотне? И что – все остальные тихо сидели и наблюдали, как один человек режет другого? И никто не вступился, не позвал милицию? Вопросы, вопросы… И почему в итоге убийца не в тюрьме, а «одиночеством окружён». А убитый не только заранее его прощает, но и желает ему ещё одного друга – такого же, каким был он сам! Что же это такое? Я не уверен, что на подобное всепрощение (если, конечно всё было всерьёз) пошёл бы сам Иисус Христос. В общем, концовка стихотворения явно на грани фола. Даже удивительно, что советская цензура пропустила такое и не вырезала у поэта столь «кровожадную» концовку стихотворения. Андрей Вознесенский настойчивостью своей словно бы «выторговал» себе право на крамолу, и это в моих глазах – скорее достоинство, нежели недостаток. Мы видим: советская система кому-то позволяла почти всё, даже «Аллилуйю любви», а кого-то гноила в тюрьме за гораздо меньшие прегрешения. Но сейчас всё это – уже история. Меня же интересует, в первую очередь, живучесть и выживаемость стихотворений, написанных в другие эпохи. И не только это. Однажды я попробовал написать женский вариант «Песни акына» и, таким образом, спеть-таки с Вознесенским на два голоса. Вместо «погибшего» партнёра. Мне показалось это интересной идеей.
Всем ищущим философский камень из души и плоти посвящаю. А.К.
«Пошли мне, Господь, второго»
Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ.
Тайною мира раненный,
В сердце пряду мечты.
Господи, дай мне равную –
Если всесилен Ты!
Ту, что сыскать непросто мне,
Одолевая тьму.
Брошенным в море островом
Зябко жить одному!
Пусть на картину женщина,
Ляжет, как светотень.
И, красотой очерчена,
Ночь превратит мне в день;
Ласковая и славная,
Света в очах не счесть.
Боже, пошли мне равную, –
Если такая есть.
Боже, пошли мне нежную,
Словно Твоя рука;
Чистую – или грешную,
Лишь бы была тонка
Станом, умом и тайною –
Мыслями о былом.
Боже, пошли мне равную
В мой опустелый дом.
Снова не фарт мне с крыльями,
И стопорит предел.
Но красоту открыл бы я,
С женщиной – полетел!
С неба осыпан манною,
Тихо шепчу в веках:
«Боже, пошли мне равную:
Таинство – добрый знак».
Я написал на эти стихи музыку и заказал аранжировку. Но и этого мне показалось мало. Видимо, творческое «соперничество», о котором говорил Андрей Вознесенский, разогрело меня не на шутку. Я написал ещё постскриптум.
Форум «Д и л и ж а н с ъ»
Меню навигации
Пользовательские ссылки
Информация о пользователе
А.А.Вознесенский, «Оза»
Сообщений 1 страница 5 из 5
Поделиться127.04.2016 19:06:57
Андрей Вознесенский
Оза
Тетрадь, найденная в тумбочке дубненской гостиницы
Поэма
Аве, Оза. Ночь или жилье,
псы ли воют, слизывая слезы,
слушаю дыхание Твое.
Аве, Оза.
Аве, Оза. Пребывай светла.
Мимолетное непрекратимо.
Не укоряю, что прошла.
Благодарю, что приходила.
Люблю я Дубну. Там мои друзья.
Березы там растут сквозь тротуары.
И так же независимы и талы
чудесных обитателей глаза.
Я чем-то существую ради них.
Там я нашел в гостинице дневник.
слушает замагниченно,
свет сквозь нее струится,
красный, как земляничинка,
в кончике ее мизинца,
тает, ну как дыхание,
так за нее мне боязно!
Поздно ведь будет, поздно!
Рядышком с кадыками
атомного циклотрона 3-10-40.
вздрагивает ноздрями,
празднично хорошея,
Жертво-ли-приношенье?
Или она нас дразнит?
Может, ее называют Оза?
Не узнаю окружающего.
Вещи остались теми же, но частицы их, мигая,
изменяли очертания, как лампочки иллю-
минации на Центральном телеграфе.
Связи остались, но направление их изменилось.
«Е9-Д4,—бормотал экспериментщик.—О, таин-
ство творчества! От перемены мест слагае-
мых сумма не меняется. Важно сохранить
систему. К чему поэзия? Будут роботы.
Психика — это комбинация аминокислот.
Есть идея! Если разрезать земной шар по эква-
тору и вложить одно полушарие в другое,
как половинки яичной скорлупы.
Конечно, придется спилить Эйфелеву башню,
чтобы она не проткнула поверхность в рай-
оне Австралийской низменности.
Правда, половина человечества погибнет, но за-
то вторая вкусит радость эксперимента. »
И только на сцене Президиум секции квазиис-
кусства сохранял порядок. Его члены сияли,
как яйца в аппарате для просвечивания
яиц. Они были круглы и поэтому одинако-
вы со всех сторон. И лишь у одного над
столом вместо туловища торчали ноги по-
добно трубам перископа.
Но этого никто не замечал.
Докладчик выпятил грудь. Но голова его,
как у целлулоидного пупса, была повернута
вперед затылком. «Вперед, к новому искус-
ству!» — призывал докладчик. Все согла-
шались.
Но где перед?
Горизонтальная стрелка указателя (не то «туа-
лет», не то «к новому искусству!») торчала
вверх на манер десяти минут третьего. Лю-
ди продолжали идти целеустремленной це-
почкой по ее направлению, как по ступе-
ням невидимой лестницы.
Никто ничего не замечал.
НИКТО
Над всем этим, как апокалипсический знак, го-
рел плакат: «Опасайтесь случайных свя-
зей!» Но кнопки были воткнуты острием вверх.
НИЧЕГО
Иссиня-черные брови были нарисованы не над,
а под глазами, как тени от карниза.
НЕ ЗАМЕЧАЛ.
Может, ее называют Оза?
Ты мне снишься под утро,
как ты, милая, снишься.
Почему-то под дулами,
наведенными снизу,
Пусть хоть ей будет счастье
в доме с умным сынишкой.
Наяву ли сейчас ты?
И когда же ты снишься?
От утра ли до вечера,
в шумном счастье заверчена,
до утра? поутру ли?
за секунду до пули.
Голос моего зарубежного друга:
А может, милый друг, мы впрямь
сентиментальны?
И душу удалят, как вредные миндалины?
Ужели и хорей, серебряный флейтист,
погибнет, как форель погибла у плотин?
Ужели и любовь не модна, как камин?
Аминь?
Но почему ж тогда, заполнив Лужники,
мы тянемся к стихам, как к травам от цинги?
И радостно и робко в нас души расцветают.
Роботы,
роботы,
роботы
речь мою прерывают.
Толпами автоматы
топают к автоматам,
сунут жетон оплаты,
вытянут сок томатный,
Ангел, об чем претензии?
Провинциалочка некая!
Сказки хотелось, песни?
Некогда, некогда, некогда!
Ужас! Мама,
роди меня обратно.
. Электрон после рассеива-
ния может двигаться назад во
времени. Тогда обыкновенный
позитрон можно рассматривать
как электрон, для которого
время течет вспять (обратное
время).
«Теория фундаментальных процессов».
Р. П. Х е й н м а н. Нью-Йорк, 1963.
Те усы свисали над трубкой
выдающегося конструктора,
разбирались в шайбочках, в винтиках,
человека только не видели!
Кто в них верил? И кто в них сгинул,
как иголка в седой копне?
Их разглаживали при Гимне.
Их мочили в красном вине.
И торжественно над страною,
точно птица хищной красы,
плыли
с красною
бахромою
государственные усы!
Ты не пой, пластинка, про Сталина.
Быть нам винтиком не пристало.
Было. Больше не угорим
вислым дымом его седин.
(Продолжение следует)
Отредактировано Vladimir_S (10.05.2016 09:54:49)
Поделиться227.04.2016 19:56:54
От автора и кое-что другое
Не к первому попала мне тетрадь:
ее командировщики листали,
острили на полях ее устало
и засыпали, силясь разобрать.
Вот чей-то почерк: «Автор-абстрактист»!
А снизу красным: «Сам туда катись!»
«Но машина мыслит. «
«Но она мыслит мыслью чьей? Человека!»
Оставим эти мудрости, дневник.
Хватает комментария без них.
А не махнуть ли на море?
В час отлива возле чайной
я лежал в ночи печальной,
говорил друзьям об Озе и величье бытия,
но внезапно черный ворон
примешался к разговорам,
вспыхнув синими очами,
он сказал:
«А на фига?!»
Я вскричал: «Мне жаль вас, птица,
человеком вам родиться б,
счастье высшее трудиться,
полпланеты раскроя. «
Он сказал: «А на фига?!»
«Уничтожив олигархов,
ты настроишь агрегатов,
демократией заменишь
короля и холуя. «
Он сказал: «А на фига?!»
Ах, о чем, о чем, о чем.
Где она сейчас?
Может, ее называют Оза?
VIII
В мире не топлено, в мире ни зги,
вы еще теплые, только с ноги,
в вас от ступни потемнела изнанка,
вытерлось золото фирменных знаков.
Где ты, купальщица? Вымыты пляжи.
Как тебе плавается? С кем тебе пляшется.
. В мире металла, на черной планете,
сентиментальные туфельки эти,
Молитва
Матерь Владимирская, единственная,
первой молитвой — молитвой последнею —
я умоляю —
стань нашей посредницей.
Неумолимы зрачки Ее льдистые.
Я не кощунствую — просто нет силы,
Жизнь забери и успехи минутные,
наихрустальнейший голос в России —
мне ни к чему это!
Видишь —- лежу — почернел как кикимора.
Все суета перед слабой блондинкой.
Все безысходно.
Осталось одно лишь —
грохнись ей в ноги,
Матерь Владимирская,
может, умолишь, может, умолишь.
Читая, он запрокидывает лицо. И на его белом
лице, как на тарелке, горел нос, точно бол
гарский перец.
Все кричат: Кричат: «Браво! Этот лучше всех. Ну и тос-
тик!» Слово берет следующий поэт. Он пьян
вдребезину. Он свисает с потолка вниз голо-
вой и просыхает, как полотенце. Только не-
сколько слов можно разобрать из его бормо-
танья:
— Заонежье. Тает теплоход.
Дай мне погрузиться в твое озеро.
До сих пор вся жизнь моя —
Предозье.
Не дай бог— в Заозье занесет.
Как ты, милая, снишься!
«Так как же зовут новорожденную?» —
надрывается тамада.
«Зоя! — ору я.— Зоя!»
А может, ее называют Оза?
(Окончание следует)
Отредактировано Vladimir_S (28.04.2016 11:47:55)