какие сейчас болезни кроме коронавируса

«Двойник ковида». Как уберечься от новой модной болезни

По мере развития пандемии коронавируса мы не только обрастаем новыми привычками, но и сталкиваемся с доселе неизвестными угрозами. Кажется, что среди таких и «двойник ковида». Но стоит ли паниковать?

На фоне пандемии в России отмечаются случаи заболевания новым типом инфекции, которую можно принять за COVID-19, однако тест даёт отрицательный результат, а после выздоровления не появляются антитела. Как отличить ОРЗ, ОРВИ или аллергию от коронавирусной инфекции? Об этом в студии «Первого русского» ведущая «Вакцины правды» Олеся Лосева беседовала с врачом общей практики, обладателем статуса «Московский врач» Денисом Прокофьевым.

Олеся Лосева. Всех сейчас интересует вопрос, как отличить коронавирус от простуды или аллергической реакции: люди болеют, симптомы схожие, а тесты приходят отрицательные.

Денис Прокофьев: Существует около 200 различных вирусов, вызывающих острые респираторные инфекции. Среди них – патогенные вирусы гриппа А, Б и коронавирусы. Так что их действительно очень много. Но сейчас людей беспокоит только коронавирус, словно других заболеваний уже и нет. От такой практики мы должны отходить, потому что сейчас медики фиксируют рост и других ОРВИ, и весенних аллергических заболеваний.

Если вы заболели, не надо всю симптоматику сразу списывать на коронавирус. Надо сначала прислушаться к себе. Как правило, первый сигнал – это повышение температуры. Как только у человека повышается температура, он должен провести так называемый парацетамоловый тест. Просто посмотреть, снижается ли она при приёме жаропонижающих препаратов или не снижается.

При любой стойкой бактериальной или тяжёлой вирусной инфекции снижение температуры не будет длительным, через два часа температура снова резко повысится. Это сигнал, что организм запускает процесс, чтобы подавить вирусного агента и повысить иммунитет. Поэтому врачи-инфекционисты нередко говорят о том, что до 38,5 температуру снижать не надо, потому что она не угрожает человеку.

Резкое повышение температуры говорит о том, что организм начинает подавлять вирусного агента. Фото: Aleksander Polyakov/Globallookpress.

Как отличить коронавирус от аллергии и других инфекций

Конечно, высокая температура на уровне 39-40 градусов может спровоцировать различные проблемы, к примеру, вызвать судороги. Но заболевание развивается постепенно, и в первые дни до таких значений температура не поднимается. Поэтому надо прислушаться к себе, понять, есть ли кашель, какой он – с мокротой или без. Если есть заложенность носа, надо попытаться определить, какого вида слизь.

Для чего я этого рассказываю? Мы с вами отдифференцировали три основных заболевания: аллергия, коронавирус и другие виды ОРВИ. Если отмечается покраснение глаз, слезотечение, заложенность носа, проблемы с дыханием, то это, скорее всего, весенняя аллергия, так называемая астма имитирующего течения.

Сложнее отличить от коронавируса другие виды ОРВИ. Но здесь на помощь придёт общий анализ крови, который покажет наличие или отсутствие заболевания.

– Это будет понятно врачу, а как сам человек в домашних условиях поймёт что-то не по общему анализу крови?

– В домашних условиях человек вряд ли будет лечить коронавирус. Поэтому, если он самостоятельно не справляется с болезнью посредством жаропонижающей терапии, симптоматического лечения, он будет вынужден обратиться к врачу. Мы видим сейчас, что люди за весь период пандемии достаточно сильно напуганы. И нередки случаи, когда они самостоятельно себе назначают антикоагулянты, потому что слышали, что проблема ковида связана с тромбами, а это может обернуться различными кровотечениями.

Мы постоянно говорим о том, что при коронавирусе, вирусной инфекции не используются антибиотики и муколитические препараты. Но проходит три дня болезни, и если человек всё ещё чувствует себя плохо, он самостоятельно принимает решение о данных схемах. Этого категорически делать нельзя. Поэтому я предлагаю прислушиваться к себе. В случае, если сами не справляетесь, обращаться к врачам, и не заниматься самолечением. Это очень важно.

– Среди симптомов новой инфекции, с которой мы начали разговор, невысокая температура, слабость, самочувствие от нормального до плохого, кашель и боль в горле, а также учащённое сердцебиение. Сразу лучше всё-таки обращаться к врачу?

– Вы не описали ни одного симптома, который бы не укладывался в картину обычной острой респираторной вирусной инфекции. В обычной медицинской практике, до всей этой истории с коронавирусом, брали мазок из носоглотки и определяли, заболел ли человек гриппом А или гриппом Б – самым патогенным, который вызывает развитие пневмоний.

Клиника и симптомы, которые вы назвали, характерны для всех острых респираторных вирусных инфекций. Утверждать на 100%, что нет нового вируса, что это не мутирующий коронавирус, которого мы не знали, к которому у нас не готова диагностика, не может никто. Весь вопрос заключается в том, приводит ли этот вирус к развитию заболеваний, угрожающих жизни человека, есть ли токсичные проявления, развиваются ли из-за него пневмонии. Таких данных у нас пока нет. Поэтому, безусловно, пока ситуация не является жизнеугрожающей для человека и с ней удаётся справиться обычными стандартными нашими приёмами, она находится в одной общей группе ОРВИ.

Многие учёные предполагают, что один вирус может вытесняться другим, более сильным. Мы не можем утверждать, что то же самое не произойдёт и с коронавирусом. Вполне возможно, что он приведёт к развитию новых, более сильных вирусов и инфекций. И это достаточно серьёзные опасения.

– Звучит пугающе.

– Это имеет под собой определённые предпосылки. Но тем самым может убрать то, с чем мы сталкивались ранее, победив более слабый вирус.

Когда мы победим COVID-19?

– О полной победе над коронавирусом говорить пока рано. Тем более что мы видим, насколько несерьёзно многие люди относятся к COVID-19, многие до сих пор утверждают, что всё придумано и такой болезни нет. Так что пока мы должны соблюдать все ограничения и антиковидные правила.

Но на этом фоне устраиваются массовые мероприятия, из-за чего может опять появиться много инфицированных и ситуация будет ухудшаться. Как вы считаете, возможна ли третья волна COVID-19, которой нас пугают? И как столпотворения людей на массовых мероприятиях могут повлиять на это?

– По поводу прогноза третьей волны, я думаю, что при принятых усилиях её не будет. Мне кажется, что на сегодняшний момент нам удаётся справляться с вирусом, и он не должен выйти из-под контроля.

Сейчас самое главное помнить о том, что любой человек, переболевший ковидной инфекцией, обязательно должен проходить реабилитацию. И эта реабилитация не сводится только к повторной сдаче анализов, выполнением КТ. Есть чётко разработанные рекомендации, которые имеют под собой научную основу и очень актуальны.

Не знаю, почему об этом не особо говорят, но надо помнить, что человек, которого выписывают из больницы, не всегда полностью здоров, нередко он должен долечиваться амбулаторно. После того как будет получен отрицательный ПЦР-тест, надо направить все силы на восстановление организма и постараться не получить микс инфекций.

Дело в том, что на фоне коронавирусной инфекции человек может подхватить и другие инфекции, например, к COVID-19 может присоединиться грипп, с такими случаями мы сталкивались. И такая ситуация, к сожалению, может довести до реанимационного отделения и применения ИВЛ. Поэтому я считаю, что человек, переболевший COVID-19, после выздоровления первым делом должен сделать прививку от пневмококковой инфекции. Вакцину «Пневмо-23» от гриппа могут поставить в обычной поликлинике. Это очень хорошая защита.

Что касается посещения курортов, то людям при постковидной реабилитации показан горный воздух, термальные воды. И всё это в стране у нас есть. К примеру, курорты Минеральных Вод. Мы говорим о том, что в этой ситуации поездка за границу – не самая разумная идея: это не только смена климата, это и увеличение риска столкнуться с видоизменённым коронавирусом. В разных странах различные климатические условия, нередко применяют другие препараты, чем у нас. Поэтому вирус может иметь расхождения, и как вы на него отреагируете – большой вопрос, даже учитывая вакцинацию.

Если говорить о массовых мероприятиях, то в толпе может быть достаточно других опасных вирусов, к которым организм не готов.

– Удивительно, что раньше мы ходили на все такие мероприятия, концерты, массовые гулянья и не боялись этого. А сейчас паника какая-то?

– Почему, это не пустые слова и не какая-то выдумка. За последний год мы получили огромнейшее количество применения антибактериальных препаратов, огромнейшее. Существует и проблема внутрибольничных инфекций. За этот период мы не только ослабили свой иммунитет, но и вирусы сделали намного «умнее». Поэтому не надо быть беспечными и думать о том, что это вас не коснётся. К сожалению, ситуация всё ещё тяжёлая.

Источник

Слушать и слышать

Григорий Ефимович! Пандемия изменила многое. Часть лечебных учреждений перепрофилированы и ориентированы на борьбу с ковидом. На второй (в лучшем случае) план ушли хронические болезни, плановая помощь, привычная диспансеризация. Отложили на потом. И теперь, по мнению экспертов, мы вполовину утратили возможность проверять свое здоровье. Но ваша клиника не работает с ковидными пациентами…

Григорий Ройтберг: Наша главная задача как раз была обеспечить безопасность лечения пациентов, у которых нет ковида. Признавая всю серьезность заболевания и важность борьбы с пандемией, хочу, чтобы мы не забывали: есть еще 10 тысяч других болезней. Некоторые из них по летальности, по прогнозу, намного хуже ковида. У себя в клинике мы не зарегистрировали ни одного случая передачи инфекции внутри больницы. Хотя у нас не прекращались плановые операции, проведение госпитализаций.

Почему подобное не во всех клиниках? Это что, невозможно? Очень дорого?

Григорий Ройтберг: Это недорого. Можно, я не буду это комментировать? Я организую процесс только в одной клинике. Почему в других делается по-другому? Лишь замечу: это всегда вопрос организации, а не денег.

Значит, при желании это можно сделать?

Григорий Ройтберг: Это нужно сделать! Когда началась первая волна пандемии, мы ввели строгие меры по соблюдению правил безопасности. Тем не менее у нас болели сотрудники. Двое умерли, к нашему великому сожалению. Но это не значит, что они заразились в клинике. Я преклоняюсь перед врачами, работающими в «красной зоне». Там тяжелая нервозная обстановка, работа по 24 часа в сутки. Но мне кажется несправедливым выделять врачей, которые находятся в «красной зоне», от тех, кто работает на обычном приеме в поликлинике. Нельзя делить врачей!

У нас заболели врачи скорой помощи и терапевты. И я ничего не могу с этим поделать. Терапевты ходят в масках. Но они же не надевают противочумные костюмы на приеме! Вот терапевт провел прием больного, у которого завтра появляются признаки коронавирусной инфекции. Или врач прослушал больного, направил на тест на ковид. Тест отрицательный. Врачи снова слушают, смотрят, делают КТ, находят пневмонию. Ставится предварительный диагноз. А на следующий день у больного тест на ковид положительный. А там, где, казалось бы, можно заразиться, в реанимации например, никакой инфекции не было.

Или персонал в приемном покое. Там мы каждый день фиксируем и отсекаем несколько приходов инфицированных пациентов. Но сотрудники там не заболели, так как находились в специальных костюмах. А вот терапевты бедные… Про них говорят: подумаешь терапевт, он не в «красной зоне»! Посмотрите, какая заболеваемость среди терапевтов.

Ковид не кончится в ближайшие месяцы.

Откладывание диспансеризации чревато вспышкой недиагностированных и поздно диагностированных заболеваний. В первую очередь онкологических, кардиологических, да и других запущенных болезней. А в итоге избыточная смертность, не связанная с коронавирусом. Заболеть коронавирусом, конечно, можно. Но если в поликлиниках, больницах соблюдаются режимы безопасности, то такая вероятность близка к 0%. К нулю, потому, что 100% гарантии нет никогда и нигде. Поэтому проводить диспансеризацию и плановое лечение нужно и должно.

Первичная диагностика чья прерогатива?

Григорий Ройтберг: Она должна быть закреплена за врачом общей практики. Тот же диагноз «онкология» может и должен поставить врач общей практики. Я не согласен с тем, что нужно посадить онколога в каждой поликлинике. Это нереализуемая и ничего не дающая идея. Так можно до абсурда дойти. Над каждым терапевтом посадить одного онколога, одного кардиолога, одного пульмонолога… Во-первых, где взять столько «узких» специалистов? Во-вторых, это дискредитация специальности терапевта. Он становится диспетчером, выдающим направления к узким специалистам. Этот путь мы уже проходили. Он движение в тупик. Об этом говорит и опыт наших коллег за рубежом.

В начале 2021 года состоится презентация учебника по семейной медицине, который вы написали вместе с профессором университета штата Айова Марком Грабером. Учебник выйдет на русском и на английском языках. Но даже самые любознательные медики его в одночасье не прочтут. Где сегодня, сейчас, взять специалистов, у которых есть та же онконастороженность?

И дело не только в том, каких специалистов мы выпускаем из институтов. Дело в том, что нет системы контроля за тем, что доктор не только должен это знать, он должен это делать! Врачи могут начать деградировать без системы, которая заставляла бы их развиваться. Врач, который не развивается, уже деградирует. А если нет системы контроля, то эта вероятность еще больше.

Но кроме контроля нужна еще мотивация врача?

Мы должны построить систему, которая бы вынуждала врачей быть лучшими. Практически все терапевты нашей клиники прошли стажировку в США. В США у выпускников медицинских вузов в резидентуре, это как наша ординатура, рабочая неделя 92 часа! 92 часа в неделю! И когда у них есть свободное время, они все равно находятся в кампусе на постоянной связи (on call) с клиникой, где проходят стажировку. В любой момент им могут позвонить и вызвать в госпиталь. Один раз в месяц им дают один выходной день, когда можно уехать.

Что же делать? У меня нет единого рецепта. Да я и не сомневаюсь, что сейчас этим занимаются более сведущие в данной сфере люди, и это уже включено в государственную программу. Повторюсь: укрепить первичное звено. Оно не заработает только потому, что будут построены офисы семейного врача и в каждом будет аппарат УЗИ. Нужна конкурентная среда. У пациента должно быть право выбора врача: если пациенту не понравится у этого, он уйдет к другому. А у нас пока маршрутизация. И пациент вынужден, как крепостной, все время ходить к одному и тому же доктору, который ему совсем не нравится, которому он не доверяет. Это тоже пример выброшенных денег. Поэтому еще раз: нужно укреплять первичное звено, нужно создать конкурентную среду.

Началась всеобщая вакцинация против ковида. Может, теперь возобновятся диспансеризация, плановые медосмотры?

Но в людях сидит страх, телевизор нагнетает ужасы. Нет разъяснений, что при контакте заражаемость не обязательна, что ношение маски и дезинфекция рук в значительной мере снижают вероятность заражения. Мы должны помочь осознать: нельзя запускать, надо лечить свои хронические заболевания. И знаете, что интересно: на косметологию, на большие пластические операции идут, как раньше. У нас пластическая хирургия перегружена. На кардиохирургию идти боятся, а на пластические операции по увеличению груди нет.

Может, это хороший знак? Красота спасает мир.

Источник

Грипп и COVID-19: отличить, нельзя перепутать

Каковы шансы отличить грипп от «ковида» только по симптомам? Почему только грипп включен в рекомендации для исключения параллельно с COVID-19? И какие тесты для этого можно использовать?

Обоняние, боль и другие

Одним из самых популярных признаков, бесспорно, является потеря обоняния.

Многие инфицированные отмечают его появление при заболевании. А у других – это вообще практически единственный признак.

На самом деле, опираться только на потерю обоняния, разумеется, не стоит. Ведь хоть симптом и встречается у 75-80% заболевших, однако может сопровождать и ряд других ОРВИ-патологий.

Среди других отличительных признаков «ковида» от гриппа:

В отношении насморка, боли в горле и кашля – обе инфекции не отличаются яркой клинической картиной и чаще характеризуются умеренным проявлением этих симптомов.

При этом, «специфичность» перечисленных признаков, несмотря на распространенность, все же достаточно низкая. Ведь, к примеру, головные боли – частое «явление» у людей «метеочувствительных» или имеющих сосудистые заболевания.

Мышечные и суставные боли могут присутствовать и без гриппа, в случае наличия ревматических и некоторых других патологий.

А характер температурной реакции зависит от индивидуальных особенностей иммунитета и наличия иммунодефицитных состояний.

В то же время, обе патологии, в отличие от «обычных» ОРВИ, ассоциированы с так называемым «цитокиновым штормом» и тяжелыми мультисистемными осложнениями, среди которых поражение легких, почек, сердечно-сосудистой системы и головного мозга. А также высоким риском летального исхода.

Кроме того, Роспотребнадзор еще в августе текущего года предупреждал об ожидаемом «микст-сезоне» коронавируса и гриппа, когда в популяции будут циркулировать одновременно оба опасных вируса.

Поэтому при появлении любых «нестандартных» и/или подозрительных ОРВИ-симптомов, а также после контакта с зараженным, рекомендуется одновременное обследование и на COVID-19, и на грипп.

Какой анализ подходит

Если возможные «варианты» коронавирусной диагностики довольно широко известны населению. То в отношении гриппа информированность значительно ниже.

На самом деле, выявление гриппа на ранней стадии инфицирования фактически ничем не отличается от такового для коронавирусной инфекции. И в качестве метода диагностики используется все та же ПЦР, а материалом служит – тот же мазок из зева и носа.

Единственным отличием является «широта» исследования, где в отличии, от коронавируса, исследуется наличие не одного, а сразу нескольких типов гриппа (А и В).

Источник

Ковид не болезнь лёгких: Через два года нас ждёт напасть пострашнее

Замдиректора по научной работе Медицинского научно-образовательного центра МГУ, член-корреспондент РАН Симон Мацкеплишвили рассказал в интервью Царьграду о том, почему пандемию COVID-19 нельзя считать катастрофой. И предупредил, что есть вещи и пострашнее.

Ковид-госпиталь МГУ имени М.В.Ломоносова проработал без малого восемь недель – и показал удивительные результаты: из более четырёхсот пациентов, в том числе очень тяжёлых, специалисты этого медцентра не смогли спасти лишь четырёх, при том что в других стационарах показатель смертности колеблется на уровне 15 процентов и выше.

Более того, там разработали собственный протокол лечения, фактически перевернув общепринятое представление о том, как надо поднимать на ноги тех, кто заразился коронавирусом.

Антибиотики против ковида бесполезны.

– Симон Теймуразович, главный вопрос: почему сейчас, после того локдауна, который мы пережили весной, в начале пандемии, сейчас, когда вроде бы уже разобрались более-менее с этой «уханьской заразой», мы наблюдаем и рост заболеваемости, и повышенный страх в обществе. «Вторая волна» – так говорят в народе.

– Прежде всего давайте смотреть на ситуацию здраво и объективно. Да, мы действительно видим, что в последнее время идёт прирост количества людей с положительными результатами тестов на коронавирус. Причин тому несколько. В первую очередь значительно выросли как число, так и чувствительность ПЦР-тестирования. Во-вторых, конечно же, увеличивается и количество пациентов с COVID-19. Но, полагаю, тут очень важно подчеркнуть, что положительный тест вовсе не означает, что человек болен, а лишь свидетельствует о том, что у него в верхних дыхательных путях при ПЦР-исследовании выявляется РНК коронавируса. Вообще-то если у каждого из нас досконально изучить микрофлору дыхательных путей, то можно обнаружить немало условно-патогенных микроорганизмов, при определённых условиях способных вызывать серьёзные инфекционные заболевания. В случае с коронавирусом важно понимать, заразны ли люди с положительным результатом ПЦР-теста или нет. Я думаю, что многие из них могут быть безопасны для окружающих, но однозначного ответа на сегодняшний день пока ещё нет. Но точно известно, что далеко не все из них больны или заболеют COVID-19.

– Но с экранов ТВ нагнетают, повсеместно ужесточают ограничительные меры. Народ ломанулся в аптеки, сметает антибиотики.

– Ну вот в тысячный раз повторю: использовать антибиотики для лечения COVID-19 совершенно неверно. Во-первых, они никаким образом не действуют на коронавирус и при неосложнённом течении болезни не нужны. В редких случаях мы назначаем антибиотики пациентам высокого риска – в целях профилактики, повторю: исключительно профилактики возможного присоединения бактериальной инфекции. Это больные с тяжёлым сахарным диабетом, с серьёзными заболеваниями лёгких, онкологические больные с выраженным снижением иммунитета на фоне рака или химиотерапии. Либо они используются в случаях подтверждённых бактериальных осложнений на фоне коронавирусной инфекции.

Симон Мацкеплишвили – доктор медицинских наук, профессор, заместитель директора по научной работе Медицинского научно-образовательного центра МГУ. Фото предоставлено Царьграду С. Мацкеплишвили

– Подождите, только ведь и врачи лечат так, и люди лечатся сами.

– Могу лишь констатировать, что вне зависимости от того, имеет ли пациент высокий риск вторичных инфекционных осложнений или уже развившуюся вирусно-бактериальную пневмонию, схемы антибактериальной терапии, которые используются и самими пациентами, и многими моими коллегами, абсолютно, я бы даже сказал, катастрофически неправильные. Создаётся впечатление, что мы впервые имеем дело с антибиотиками и не знаем самых элементарных принципов их применения. Доходит до того, что некоторые пациенты, вроде вполне сознательные и образованные люди, жалуются, что уже целую неделю принимают два или даже три мощных антибиотика, а температура почему-то не снижается. Удивительно, что назначаются антибиотики широкого спектра действия, причём сразу по несколько препаратов и в нерациональных комбинациях, изобретаются схемы, которые мы практически никогда не использовали. У меня создаётся впечатление, что как будто вслепую выбираются либо те антибиотики, которые для удобства можно принимать внутрь в виде таблеток (например, ставший знаменитым, но оставшийся бесполезным азитромицин), либо имеющие минимальные побочные эффекты (тот же цефтриаксон), которые можно вводить внутримышечно.

– И ваше мнение насчёт этого?

Я категорически не согласен ни с первым, ни со вторым вариантом. Во-первых, это, действительно, привело к дефициту антибиотиков в аптеках, хотя формально они являются рецептурными препаратами. Но гораздо более значительная опасность кроется в другом: в мире и так, ещё до возникновения пандемии COVID-19, существовала крайне серьёзная проблема в виде нечувствительности микробов к уже существующим антибиотикам. А разработка новых эффективных препаратов очень и очень затруднительна, поскольку уже на этапе исследования их антибактериальной активности в научных лабораториях микроорганизмы успевают приспособиться и прекрасно чувствуют себя в условиях концентраций, в тысячи раз превышающих лечебные.

– Вы хотите сказать, что сегодня мы видим ещё «цветочки», а «ягодки» окажутся куда страшнее?

– Я хочу сказать, что вот эта надвигающаяся пандемия антибиотикорезистентности (сопротивления антибиотикам. – Ред.), которая станет абсолютной реальностью через полтора-два года, и будет реальной проблемой: микробы ведь никуда не денутся, а чувствительных к тому же азитромицину, с которого всё начиналось, уже не будет. И это гораздо серьёзнее коронавирусной или любой другой инфекции.

– Так какой вывод?

– Во-первых, антибиотиками не лечат вирусные заболевания, во-вторых, принимать два или три антибиотика в профилактических целях здоровому человеку – это антинаучно. Даже если у пациента развивается бактериальная инфекция, мы начинаем лечение с одного антибиотика – в соответствии с клинической ситуацией или чувствительностью микроорганизмов. А эти, не побоюсь слова, безумные комбинации (причём в невиданных ранее дозах, такими количествами не лечат даже больных!) мне совершенно непонятны. Поэтому мой совет: перестаньте без оснований на то принимать антибиотики! Удивительно и то, что многие «продвинутые» граждане боятся покупать мясную продукцию с каким-то мизерным количеством антибиотиков, но при этом бегут в аптеки и сами уничтожают своё здоровье.

. как и противовирусные препараты

– Насколько я знаю, в своей клинике вы отказались даже от противовирусных препаратов. Это так?

– Так. Когда всё только начиналось и наша клиника перепрофилировалась, чтобы вступить в борьбу с коронавирусной инфекцией в качестве ковид-госпиталя, мы проанализировали всю имевшуюся на тот момент информацию (а я вам честно скажу: с тех пор ничего особенно не поменялось) и пришли к очень важным выводам, на основании которых и построили схему лечения. И поняли, что на тот момент в мире не было ни одного препарата с подтверждённой противовирусной активностью в отношении вируса SARS-CoV-2 (того, что вызывает COVID-19).

– Почему же? Назывались в прессе разные препараты, люди в белых халатах рассказывали о схемах лечения и так далее.

– Они и сейчас рассказывают. Но только мы исходили из того, что никакого настоящего подтверждения их эффективности не было. Кроме того, большинство из предлагаемых препаратов имеют довольно высокую токсичность. Они влияют на печень, сердце, другие органы и системы, что часто исключает назначение многих других, действительно необходимых лекарств.

– Да, но практиковали и, между прочим, практикуют и сейчас, нет?

– Это так, но согласитесь: ведь мы почти никогда не лечим ОРВИ противовирусными препаратами, как, впрочем, и корь, краснуху и даже вирусный энцефалит. Вообще-то наши возможности борьбы с вирусными инфекциями довольно ограниченны. Да, мы научились лечить больных с ВИЧ-инфекцией, тяжёлыми формами герпетической инфекции, гепатитом С, ещё несколькими заболеваниями. Но создание лекарств от этих заболеваний заняло не годы, а десятилетия. С вирусами справиться сложно, они ведь, в отличие от бактерий, большую часть времени находятся внутри клеток, и попасть туда, не навредив самой клетке, довольно непросто. Возвращаясь к ковиду – многие просто зациклились на поисках способов борьбы с вирусом. Чтобы не терять времени (или чтобы «обогнать» конкурентов), в качестве потенциальных противовирусных препаратов были испробованы и использованы (и до сих пор используются) практически все препараты, которые когда-либо применялись для лечения заболеваний, вызываемых РНК-вирусами. Начали с лекарств, которыми мы лечим заболевание, вызванное вирусом иммунодефицита человека, практически сразу показавшими полное отсутствие какой-либо эффективности при большом количестве побочных эффектов и межлекарственных взаимодействий, затрудняющих применение многих других видов терапии.

Возможности медицины в борьбе с вирусными инфекциями ограниченны. Фото предоставлено Царьграду С.Мацкеплишвили

– Я читал (и сам слышал от медиков), что применялись и лекарства от гриппа.

– Верно. Потом вспомнили про препараты против вируса гриппа, в частности ингибиторы нейраминидазы, которые использовались и используются до их пор, но и они продемонстрировали полное отсутствие эффекта в отношении вируса SARS-CoV-2. Но широко применяются до сих пор. Непонятно зачем. Возможно, из-за ложного впечатления, что раз мы не можем уничтожить вирус, то мы не можем вылечить пациента. Многие так думают и до сих пор. Мы же в нашем подходе сконцентрировались на лечении самого заболевания – COVID-19.

Проблема не в злобном ковиде, а в нашем иммунитете

– В общем, вы решили идти другим путём, так?

– Именно. Мы посчитали, что противовирусная терапия не нужна, и сосредоточились на лечении самого заболевания COVID-19, не «трогая» вирус. И у нас получилось. Поэтому и сейчас, продолжая лечить большое количество пациентов с COVID, я первым делом отменяю любую назначенную им противовирусную терапию и практически никогда не использую антибиотики.

– Вот так взяли – и стали изобретать что-то своё?

– На самом деле мы не изобретали велосипед – многое ведь было известно давно, просто почему-то все решили об этом забыть. А мы просто проанализировали имеющиеся данные. Мы ведь медицинский центр ведущего университета нашей страны, да и мира, настоящая университетская клиника, научный центр (а не больница для сотрудников МГУ, как некоторые полагают). Поэтому мы изучили накопленный к тому времени мировой опыт, провели собственные исследования (и продолжаем эту работу) и пришли к нескольким ключевым выводам, на которых и построили наш подход к лечению. Например, уже тогда было ясно, что COVID-19 – это не болезнь лёгких или органов дыхания, а системное воспалительное заболевание, в развитии которого большая роль отводится нарушению работы иммунитета.

– Как это так? У кого ни спроси, все уверены, что ковид – это как раз связано с лёгкими.

– Я имею в виду, что большинство тяжёлых случаев COVID-19 связаны не с какой-то особой агрессивностью коронавируса, а с тем, что иммунная система, не распознав «обидчика», чрезмерно активируется и начинает атаковать всё подряд, даже здоровые клетки и ткани – лёгкие, сердечно-сосудистую систему, почки и так далее.

В университетском медцентре прежде всего проанализировали все имевшиеся на момент начала пандемии данные. Фото предоставлено Царьграду С.Мацкеплишвили

– Но ведь каждая невиданная прежде инфекция должна, напротив, «возбуждать» иммунную систему?

– И да и нет. В нашем геноме можно найти информацию о многих перенесённых не только непосредственно нами, но и нашими предками инфекционных заболеваниях, равно как и получить ответы на важные вопросы о нашей восприимчивости или, наоборот, невосприимчивости к инфекциям. Если вспомнить пандемии чумы, оспы, холеры – умирали же не все. Выживали люди с определёнными свойствами иммунитета, как врождённого, так и приобретённого, и эта особенность закреплялась в последующих поколениях. И сейчас нередко я сталкиваюсь с ситуацией, когда, скажем, болеет вся семья, кроме одного человека, или, наоборот, один болеет, а остальные – нет. Хотя вместе живут, едят, дышат. Такие вот загадки иммунной системы. А встречи с вирусами, в частности с ретровирусами (к которым относится и ВИЧ), оставляли настоящие «записи» в наших генах, которые мы сегодня можем прочитать.

– Злобный вирус?

Как раз-таки это не проблема «злобного вируса», а проблема нашего избыточного иммунного ответа. Приведу пример – онкологические пациенты с выраженным ослаблением иммунитета вследствие как самого заболевания, так и проводимой химиотерапии крайне редко имеют тяжёлое течение COVID-19. Да, у них высока вероятность вторичных бактериальных осложнений, у них чаще страдают почки и другие органы, но гиперактивация иммунитета с развитием её наиболее грозного проявления – «цитокинового шторма» – практически не наблюдается. То есть ослабленная иммунная система вступает в борьбу с вирусом и уничтожает его, а бороться с собственным организмом уже не хватает сил. Такой парадокс.

– Да, странная история.

– Но из этого следует важное заключение: не нужно пытаться стимулировать иммунную систему. Улучшить врождённый, то есть неспецифический иммунитет обычными и доступными большинству людей способами просто невозможно, а целенаправленная его активация при лечении вышеупомянутых злокачественных новообразований может сопровождаться серьёзными осложнениями, крайне напоминающими то, что мы видим у больных с COVID-19.

Как лечить воспаление без противовоспалительных препаратов? Никак!

– За что вас тогда критиковали?

– Во-первых, за то, что нами был разработан собственный протокол лечения, входящий в противоречие с принятыми на то время подходами к лечению COVID-19. За то, что мы указывали на серьёзнейшие, с нашей точки зрения, ошибки в лечении этого заболевания, допущенные как в нашей стране, так и во всём мире. Мы их уже обсуждали – это и антибиотики, это и противовирусная терапия, которая входила и входит во многие протоколы лечения. Это и практически отсутствие противовоспалительной терапии, которая до сих пор не назначается пациентам со средней тяжестью заболевания. Подумайте, как можно лечить системное воспалительное заболевание без противовоспалительных препаратов? Те же антикоагулянты, которые, кстати, именно мы первыми назначали всем больным без исключения, действуют только при совместном применении с противовоспалительными средствами.

– Ваше мнение: чем объяснить большое количество госпитализированных пациентов, перегруженные больницы, невероятно уставший медперсонал, огромные затраты и нехватку некоторых препаратов?

– Полагаю, это вызвано именно тем, что люди, заболев COVID-19, начинают принимать назначаемые им либо малоэффективные (и плохо переносимые) противовирусные препараты, либо совершенно неэффективные при COVID-19 антибиотики (часто сразу два или даже три препарата), либо непонятно зачем используемые витамины и микроэлементы и так далее. Неудивительно, что у некоторых из них болезнь прогрессирует, а ухудшение состояния требует госпитализации.

Антикоагулянты, которые врачи в клинике МГУ назначали всем больным без исключения, действуют только при совместном применении с противовоспалительными средствами. Фото предоставлено Царьграду С.Мацкеплишвили

– И вы действовали, исходя из собственных выводов, верно?

Верно. И ответ на вопрос, как можно лечить воспалительное заболевание без противовоспалительных средств, был очевиден – никак. И мы назначали либо давно известный и всё чаще вспоминаемый колхицин, либо глюкокортикоидные гормоны и были, к слову, одними из первых, кто их использовал. Не представляете, сколько мы наслушались по поводу использования гормонов при инфекционном заболевании… А сейчас они на первом месте в тяжёлых случаях. А ещё мы активно использовали нестероидные противовоспалительные препараты, и это в то время, как во всём мире был запрет на их применение. Причём запрет абсолютно необоснованный, но приведший к тому, что многие пациенты не получали полноценного лечения: на дому не разрешали принимать противовоспалительные препараты.

– Симон Теймуразович, а если сейчас вот немного науки добавить в нашу беседу. Какие ещё выводы вы сделали о самой инфекции?

– Это важный вопрос. Если вспомнить, что коронавирус попадает в клетку через связывание с определённым белком (АПФ-2), который мне как кардиологу близок и понятен и который, помимо дыхательной системы, расположен на поверхности множества других органов и тканей, то многие проявления и последствия COVID-19 становятся предсказуемыми и, следовательно, предотвращаемыми. Например, взаимодействие вируса с АПФ-2 приводит к снижению активности этого очень важного для нас фермента. Но он ведь находится на человеческих клетках не в ожидании коронавируса, а выполняет крайне важную биологическую функцию, которая при COVID-19 значительно страдает. Так вот, одним из последствий угнетения АПФ-2 является выраженный фиброз лёгочной ткани, другим – резкое снижение концентрации калия в крови, что очень опасно (риск тяжелейших, в том числе смертельных аритмий). Поэтому мы использовали препараты, которые блокировали эти негативные механизмы, что проявлялось не только в более быстром выздоровлении, но и в значительно менее выраженном остаточном фиброзе лёгких, а также и в нормализации уровня калия в крови. Вот и всё.

«Обвиняли в том, что чуть ли не трупы по ночам вывозим. А мы тяжёлых на ноги поднимали»

– Принято полагать, что если человек попадает на ИВЛ, в 60-70 процентах случаев он не выживает, а в вашей клинике процент был меньше 15. Как так?

– Я вам больше скажу: некоторые приводят данные о 80-90-процентной смертности на ИВЛ. Мне это удивительно. Нужно сказать, что тяжёлая дыхательная недостаточность, особенно вследствие острого респираторного дистресс-синдрома и цитокинового шторма, – это очень тяжёлое состояние со средней летальностью во всём мире от 20 до 30-35 процентов. Но искусственная вентиляция лёгких – это метод спасения именно таких тяжёлых больных. Она, конечно же, не способна справиться с системной воспалительной реакцией или цитокиновым штормом – ИВЛ на некоторое время заменяет функцию лёгких, давая организму время и силы справиться с болезнью.

– В чём отличие вашего подхода?

– Мы активно лечили пациентов в терапевтических инфекционных отделениях, чтобы не допустить осложнений в виде выраженной дыхательной недостаточности. Поэтому у нас в клинике было относительно небольшое количество больных, которым потребовалась искусственная вентиляция лёгких (а не потому, что пациенты изначально были не самыми тяжёлыми). Некоторые, однако, проводили на ИВЛ по несколько недель. Но тем менее очень низкая смертность в 13,3 процента вызывала удивление наших коллег.

Скорые свозили в медцентр ковид-больных со всего мегаполиса. Фото предоставлено Царьграду С.Мацкеплишвили

– А я помню, вас обвиняли, что вы чуть ли не трупы ночами вывозите – как раз из-за низких показателей смертности.

– Да, было и такое. Говорили ещё, что мы специально «отбираем» лёгких пациентов и нам, соответственно, проще.

– Это не так?

Нет, разумеется. Существует документ – приказ департамента здравоохранения Москвы об утверждении схемы маршрутизации пациентов с COVID-19, в соответствии с которым был определён только один способ госпитализации больных в нашу клинику – через единую диспетчерскую службу скорой медицинской помощи Москвы. Более того, в этом же приказе указано, что в федеральные медицинские центры, включая наш, должны госпитализироваться только тяжёлые пациенты. Поверьте, врачи скорой соблюдали эти правила неукоснительно. Более того, к нам привозили пациентов, которые прямо с колёс направлялись в отделение реанимации. Но зато всех остальных мы старались лечить так, чтобы потребности в интенсивной терапии и ИВЛ не возникало.

– Но всё равно ведь в реанимацию попадали и у вас?

– Да, бесспорно. Только их лечением занимались не только реаниматологи, а мы все вместе. Каждый день, вне зависимости от того, был он рабочим, выходным или праздничным (например, 1 или 9 Мая), ровно в 12 часов собирался междисциплинарный консилиум, на котором мы разбирали каждого тяжёлого пациента. Мне выпала огромная ответственность руководить его работой.

– Тем не менее смерти у вас тоже в клинике были.

– Были. Четыре – скончались трое мужчин и одна женщина, это были возрастные пациенты, поступившие в крайне тяжёлом состоянии, к тому же со многими сопутствующими заболеваниями.

Врачи чаще заражаются в «зелёной» зоне или вне больниц

– С самого начала пандемии, когда я общался с вашими коллегами, они говорили, что у коронавируса на самом деле не такая уж и высокая контагиозность.

– Да, а через некоторое время эти данные стали меняться. Так вот теперь, если анализировать, какая реальная скорость распространения? Какова опасность заболеть у тех, кто контактирует (ваши врачи ведь тоже заражались) с инфицированными?

– Действительно, наши врачи тоже болели, к счастью, все живы и здоровы. Интересно, что в ковид-госпиталях чаще заражался персонал не в «красной зоне», а в «зелёной». А также довольно часто это происходило вообще вне медучреждений. Конечно же, работа в условиях высокой вирусной нагрузки – как, например, в случае сотрудников отделений реанимации или эндоскопии – подразумевает гораздо большую вероятность заразиться по причине активного выделения вируса при интубации трахеи, бронхоскопии, санации дыхательных путей.

– То есть разговоры о «зверствах» ковида преувеличены, мягко говоря?

Ну нельзя сказать, что он какой-то безумно контагиозный. Вот это репродуктивное число для кори равно 16: если один заражённый корью зайдёт, условно говоря, в вагон метро, то, наверное, от него подхватят инфекцию большинство пассажиров. А COVID-19 – несколько человек. Хотя репродуктивное число коронавируса меняется в зависимости от поведения людей и того, как они защищаются от инфекции (это касается и тех, кто болеет, и тех, кто здоров).

– Как он вообще распространяется?

– Через вдыхание маленьких аэрозольных капелек, содержащих вирусные частицы, которые выделяются при разговоре, чихании, кашле. Через руки – тоже теоретически возможно, но для этого человек должен чихнуть себе в ладонь, после чего сразу взяться за ручку двери, а после него за эту же ручку должен сразу схватиться другой человек, потом почесать нос или буквально облизнуть себе ладонь. А через кожу вирус не передаётся.

Для одних – праздник и салют в честь Дня Победы, для других – дежурство в «красной зоне» с небольшими передышками. Фото предоставлено Царьграду С.Мацкеплишвили

– Погодите, вот сообщалось, помнится, что он якобы может сохраняться на поверхностях невероятное количество часов.

– Ещё раз: коронавирус – крайне слабый, нестойкий, уязвимый. На поверхностях он практически не выживает, разрушаясь большинством дезинфицирующих средств, ультрафиолетом и так далее. Тесты определяют РНК вируса на дверной ручке дольше, чем он сохраняет на ней свою заразность.

Общество охватило «коронасумасшествие»

– Почему же угроза такая?

– Во-первых, его много. И проблема в том числе в наплевательском отношении к себе и к окружающим. Вообще-то, когда я учился, нам рассказывали, что больные туберкулёзом, из вредности или чего-то ещё, специально плевались в общественных местах. Совсем недавно некоторые ВИЧ-инфицированные пациенты подбрасывали инфицированные иголки в кресла кинотеатров, чтобы их не было видно в темноте кинозала. Я сейчас имею в виду особое изменение психики заболевших. Не хочу сравнивать коронавирусную инфекцию с этими случаями, но вот, пожалуйста, пример из практики. Мне один пациент, уже идентифицированный как носитель COVID-19, объявляет, что он съездил на КТ. Я спрашиваю: как же так, ты же заразный, там люди, которые могут заболеть, да и температуру на входе измеряют! А он отвечает: да нет, я, говорит, заранее выпил жаропонижающее, чтобы никто не догадался, а мне, мол, было интересно узнать, что со мной.

– Свинство.

– Скорее, кризис какой-то в обществе. То же самое, когда вызывают врачей, не предупреждая о своём заболевании, не заботясь, что они могут заразиться. Объяснение простое: ну они же медики, это их работа.

Один инфицированный коронавирусом сейчас способен заразить двух здоровых. Фото предоставлено Царьграду С.Мацкеплишвили

– И тем не менее COVID-19 не настолько заразен?

На данный момент репродуктивное число у него чуть более двух: один инфицированный способен заразить не менее двух здоровых. У кори, как я говорил, репродуктивное число составляет 15-16, у краснухи – 10, у гриппа – 2-2,5.

– Ладно, ваш совет, как не заразиться? Маски, допустим, нужны?

– Ношение масок – в первую очередь это касается больных. Остальным носить их надо «по-умному»: детям до шести лет они противопоказаны, не рекомендованы до 12 лет, пожилым людям с серьёзными заболеваниями дыхания и сердечно-сосудистой системы – тоже с осторожностью: им и так дышать тяжело. Второе – социальное дистанцирование. Третье – гигиена рук, при этом я не вижу особой необходимости в перчатках, многим в них ещё сложнее и даже опаснее. Четвёртое – очень аккуратное отношение к еде: не стоит питаться в общественных местах, потому что никто не знает, в какую чашку вам налили кофе или кто заворачивал бутерброд.

Мутаций коронавируса уже более ста тысяч, но. паниковать не надо

– А вот прививки – спасут? Сейчас всё больше разговоров о мутациях коронавируса.

– Вакцинация на самом деле – одно из величайших достижений человечества. Но есть нюансы. Прививки от кори, краснухи и других инфекций активно используются и привели к резкому снижению заболеваемости и, что важно, смертности. Кстати, отказ от вакцинации от кори уже привёл к значительному увеличению числа заболевших во всём мире и, как следствие, небывалому росту смертности от этого, как нам пытаются доказать, «неопасного» заболевания. Что касается мутаций, мутируют абсолютно все вирусы – это заложено в их биологической природе. РНК-вирусы – сильнее и быстрее, ДНК-вирусы не так сильно. Коронавирус часто сравнивают с вирусом гриппа, который мутирует очень быстро, но мне кажется, что это сравнение неправильное, уместнее проводить параллели с вирусом кори. Коревой вирус, тоже РНК-содержащий, мутирует не меньше других, но корь, как и вакцины против неё, оставляет после себя стойкий иммунитет. Я думаю, с коронавирусом будет такая же история.

– В чём разница между вакцинами, скажем, от упомянутого гриппа и от COVID-19?

– Грипп поражает в основном органы дыхания. Очень редко он становится системным заболеванием – затрагивающим другие системы организма. А вот те же корь, краснуха – напротив, системные заболевания, они распространяются с током крови, поражают кровеносные сосуды, вызывая в том числе сыпь по всему телу.

– Что это означает?

– Почти все наши вакцины, за редким исключением, вводятся подкожно либо внутримышечно. Они приводят к образованию антител в крови. Но респираторные вирусы, к которым относится вирус гриппа, находятся и распространяются не в крови, а в клетках, выстилающих дыхательную систему! В этом и может заключаться проблема всех вакцин против возбудителей, вызывающих ОРВИ.

– В каком смысле?

Дело в том, что для противодействия вирусам, которые поражают дыхательные пути (и все слизистые оболочки), существует специфический класс антител – иммуноглобулины класса А. Это не иммуноглобулины G и M, которые сейчас все подряд определяют у себя, соревнуясь, у кого их больше. Эти антитела способны покидать сосудистое русло, то есть они выходят из крови и выделяются в составе слюны, пищеварительного сока, секрета бронхиальных желез, создавая первую линию защиты в лёгочных альвеолах и на слизистых оболочках организма, препятствующую проникновению вирусов (кстати, они в большом количестве выделяются и с материнским молоком, что довольно долго защищает новорождённых от инфекций).

– Так вакцина от COVID-19, она для чего тогда создаётся?

– Именно поэтому довольно сложно разработать вакцину против респираторных инфекций. Да, есть вакцины от гриппа, однако они предотвращают не само заболевание, а возможность развития неблагоприятных форм гриппозной инфекции. Думаю, что с вакцинами против COVID-19 получится аналогичная ситуация – они будут направлены в основном на снижение количества тяжёлых случаев и серьёзных осложнений. Возможно, чтобы в этом разобраться, было бы полезно определять и у пациентов, и у вакцинируемых испытуемых не только иммуноглобулины G и M, но и иммуноглобулины А.

Коронавирус постоянно мутирует. Но это нормально. Фото предоставлено Царьграду С.Мацкеплишвили

– И всё-таки хотелось бы услышать про мутации злосчастной «короны» поподробнее. Действительно есть новые формы?

– Не удивляйтесь: в этом смысле коронавирус ведёт себя как «нормальный» вирус – на сегодняшний день описано более 100 тысяч его генетических вариантов! Но, опять-таки, есть нюансы. Так, ни одна из мутаций пока не привела к тому, что этот вирус изменил свою антигенную презентацию для клеток иммунной системы. Прекрасный пример – уже упомянутый вирус кори, который тоже постоянно мутирует, но для нашего иммунитета он остаётся прежним.

– И что это означает?

– Поскольку для антител и лимфоцитов это один и тот же вирус, то на сегодняшний день можно утверждать, что, переболев однажды, человек имеет минимальный риск повторного заражения, конечно, при условии нормального иммунитета. В очередной раз возвращусь к кори или, например, ветряной оспе – заболеваниям, оставляющим стойкий длительный иммунитет: при значительном подавлении иммунитета существует вероятность повторного заболевания. Второе – эффективность разрабатываемых вакцин. В их создании используются совершенно разные принципы, многие совершенно уникальные, но направлены они на одно – распознавание и обезвреживание коронавируса, который «узнаваем» по его шиповидному белку. Если в результате мутации этот белок даже совсем чуть-чуть изменится, иммунная система его просто «не узнает» и не сможет нейтрализовать. Ну и, конечно, то, о чём я говорил: вакцины приводят к синтезу антител в крови, очень малая часть которых в виде иммуноглобулинов класса А попадает в лёгочные альвеолы, где, собственно, и происходит заражение человека.

Лукавые тесты и угроза от КТ

– А такое бывает, что у переболевших нет антител в принципе?

– Скажем так, есть довольно значительное количество людей, у которых была лёгочная инфекция, они покашливали, у них болела голова или пропало обоняние, немного и ненадолго повышалась температура, а ПЦР-тесты отрицательные и антител у них в крови нет. Что это? Вероятно, вирус был уничтожен неспецифическим иммунитетом до того, как включились системы «прицельного распознавания и запоминания», составляющие суть специфического или адаптивного иммунного ответа. Это значит, что такой человек может заразиться повторно, но инфекция будет протекать легко или совсем бессимптомно. Кроме того, помимо антител (или, по-другому, гуморального иммунитета) необходимо рассматривать клеточный иммунитет – Т-лимфоциты, также способные убивать вирус.

– А вот здесь поспорю с вами – насчёт повторного заражения. Есть ведь случаи повторного заражения, причём тяжелые. Я недавно писал вот про одного политика, главу региона.

– Да. Знаю, о чём говорите. Только, как он сказал, «наверное, переболел чем-то в первый раз, а уж во второй раз – точно коронавирус». Есть разница? И вот ещё что важно. Тесты крайне неспецифичны, тот же ПЦР ошибается примерно в половине случаев, часто из-за неправильного забора биоматериала. Либо наоборот, за счёт высокой чувствительности часто выявляются остатки вирусной РНК, когда пациент здоров и не заразен. А ему предъявляют положительный тест – и в карантин. Могу сказать так: если есть иммуноглобулины класса G, то болезнь прошла, вируса в организме нет и вероятность заразить кого-то минимальная, если есть вообще. А при этом ПЦР-тест может быть положительным. В мире описано всего 25 (!) случаев документированного повторного инфицирования. Всего-навсего! И это как раз исключение, подтверждающее правило.

– Да, но их, тесты-то, делают повально – как и КТ. Какое-то, простите, сумасшествие. Условно: три дня назад не было ничего у человека, а потом – бац! – есть. А ни симптомов, ни плохого самочувствия нет. Что это?

– Ничего, кроме того, что на человеке заработали денег. Как я говорил, ПЦР-тест очень чувствителен, он способен выявить даже частицу вирусной РНК, которая у коронавируса самая большая среди всех РНК-вирусов. Она просто огромная, в ней почти 30 тысяч нуклеотидов. Человек мог где-то соприкоснуться с остатками вируса или даже переболеть, а эти остатки, разрушенные, не представляющие опасности, долго выделяются. А пациенту говорят: нет, ты заразен.

– А насколько правильно, что тех, у кого положительный тест, свозят в обсерваторы, хотя, опять же, никаких признаков заболевания нет? Людей вообще-то выдёргивают из жизни.

Знаете, я вообще против тестирования. И сейчас могу сказать: если у вас есть симптомы, лечите их, а не результат своего теста. А ходить самостоятельно на анализы не рекомендую. Потому что возникает гораздо больше вопросов. Повторю: положительный тест вовсе не означает, что человек заболеет или он опасен для других. Но его действительно, как вы говорите, выдернут из жизни и закроют на две недели. И напугают, а иногда ещё и дадут неправильные препараты, включая два антибиотика. И КТ без назначения врача тоже делать не следует.

– Почему?

– Ну как же! Это же вред здоровью. КТ лёгких – это довольно большая доза облучения, примерно как 300-400 рентгеновских снимков. И ещё, пожалуй, аукнется нам – в виде роста онкозаболеваний, особенно у молодых женщин, наиболее чувствительных к радиации.

– Одна из отличительных особенностей COVID-19 – потеря обоняния и вкуса. Это так?

– Насчёт обоняния – да. А вкус зависит от обоняния: если вы закроете нос и начнёте что-то есть, то большинство вкусов не почувствуете. Дело в том, что рецептор коронавируса присутствует на многих типах клеток организма, в том числе на поддерживающих клетках, которые окружают наши обонятельные рецепторы в носу. И нарушается их функционирование. У одних обоняние восстанавливается через месяц, у других через неделю. Рецепт один: орошение полости носа солевыми растворами – взять, например, чайную ложку поваренной соли на стакан воды и промывать. Но, собственно, почти все респираторные инфекции вызывают отёк слизистой носа и тоже приводят к снижению обоняния.

Главное при появлении симптомов – просто не сходить с ума. Фото предоставлено Царьграду С.Мацкеплишвили

– Беспокоиться надо в таком случае?

– Вот точно – это не повод сходить с ума, вызывать скорую и мчаться делать КТ. Однако это симптом, свидетельствующий о том, что началась репликация вируса в организме, пока в верхних дыхательных путях, в носу, но вирус будет спускаться вниз. И надо начать лечение. И если правильно подойти к вопросу, всё будет в порядке. Пить больше жидкости, промывать нос солевым раствором, следить за температурой. Повышается – лучше терпеть. Очень высокая или тяжело переносимая – принять жаропонижающее. Знаете, 80 процентов людей переносят COVID-19 крайне легко, а кто-то не замечает вообще. Ну вспомните, когда год назад у кого-то начинался кашель, никто же не считал себя тяжело больным? С температурой 37,5 ходили на работу. И без масок. А что, от гриппа меньше шансов сильно заболеть?

– И что тогда поменялось?

– Вот именно, что ничего не поменялось. И потеря обоняния, к слову, вовсе не обязательный симптом. Важно то, что у 20 процентов болезнь будет протекать тяжело, а мы пока не знаем, как определить эти 20 процентов. Да, это возрастные пациенты, люди с хроническими заболеваниями, но и молодые могут болеть очень тяжело или даже умереть. Поэтому следить за собой и правильно лечиться с самого начала нужно всем.

Гонка за антителами просто бессмысленна

– А вот когда говорят «переболел бессимптомно» – такое бывает?

– Видите ли, в чём дело. Есть сложная грань. Симптомы бывают практически всегда, но нередко их просто не замечают – то ли небольшой кашель, то ли недомогание и слабость, температура поднялась, но человек этого не ощутил. Переболеть совсем бессимптомно нельзя. Это не бессимптомная язва желудка или диабет – вирусные заболевания всегда сопровождаются какими-либо симптомами, не всегда явно выраженными. Однако может быть такое: человек сдал тест, тест положительный, но с ним всё в порядке. В таких случаях утверждать, что это болезнь, сложно. Я думаю, это вирус, образно выражаясь, попал в организм, его встретила иммунная система, сказал ему: «Пошёл вон!» – и он пошёл туда, куда его послали. И даже антител может не быть.

– Кстати, по поводу антител. Реально ведь народ нервничает, сдав тест и получив ответ, что антител-то у него нет: «А я-то думал, что мне болезнь не страшна. Ну всё, теперь снова ходи и дрожи, как бы не подцепить».

– Вот что очевидно. Чем тяжелее болел человек, тем больше у него будет антител, поскольку активно включалась иммунная система.

Сегодня, считает эксперт, медики уже научились эффективно и безопасно лечить эту болезнь, а скоро научатся предотвращать. Фото предоставлено Царьграду С.Мацкеплишвили

– Но вот, как я уже говорил вам, наши сограждане ужасно переживают при снижении антител.

А я вам такой пример приведу – для наглядности. Если вам в метро кто-то наступил на ногу, вы через полгода его и не вспомните. А вот если пристанут с ножом и попытаются отобрать кошелёк – такое точно отложится в памяти. И вы, встретив негодяя, сразу «дадите ему в ухо». То же самое с иммунной системой. Я говорю это к тому, что число антител всегда постепенно снижается. Ничего страшного в этом нет! Но информация о них, записанная в нашей иммунной памяти, всё равно останется в специальных клетках иммунной системы, часто навсегда. И как только тот же самый вирус, бактерия или, скажем, аллерген попадёт в организм, они тут же будут распознаны, информация мгновенно передана этим клеткам памяти – и они моментально начнут размножаться и активировать защиту, в том числе синтезируя большое количество антител. Поэтому бояться снижения концентрации иммуноглобулинов не надо. Если бы в нашей крови постоянно «плавали» антитела ко всем пытающимся проникнуть в организм микроорганизмам, то кровь наша от такого количества белковых молекул была бы как густое желе.

– Ваши прогнозы?

– Для начала мой общий совет для всех: не надо паниковать, подумайте просто о том, что вы разрушаете себя этими переживаниями. По-видимому, COVID-19, помимо медицинских и демографических, оставит после себя ещё и тяжёлые социальные, экономические и, главное, психологические последствия. Но важно понимать, что сегодня мы уже научились эффективно и безопасно лечить эту болезнь, а скоро научимся её предотвращать. Прогресс, который сделала медицинская наука всего за один год, беспрецедентен и, я уверен, положительно отразится на лечении многих заболеваний.

Источник