Социобиология как новый натурализм

Основания этики заключены в природе и эволюции

Социальный дарвинизм

Дарвин и некоторые его последователи-эволюционисты считали, что с помощью двух связанных между собой принципов – «борьбы за выживание» и «выживания наиболее приспособленных» — они могли не только объяснить происхождение видов, но и с уверенностью предсказать грядущее развитие различных человеческих рас. Дарвин писал: «Более цивилизованные, так называемые кавказские, расы победили турецкие в борьбе за выживание. Если взглянуть на недавнюю историю мира, то мы увидим, что бесконечное число низших рас, было, уничтожено более цивилизованными расами во всем мире».

Легко представить себе, что даже во времена Дарвина было трудно убедить «турецкие», «низшие» и «дикие» расы, что дарвиновские принципы эволюции составляли надежную основу для универсальных, объективных моральных ценностей. Когда впоследствии теория социального дарвинизма, придуманная Гербертом Спенсером (1820-1903), была подхвачена Гитлером и использована для истребления шести миллионов евреев, то все эти теории были необратимо дискредитированы.

Социобиология

Эта теория является более тонкой, чем социальный дарвинизм, но она также является крайней формой материализма. Она утверждает, что человек – не что иное, как его гены. Следовательно, нравственность основывается на генах, хотя очевидно, что главная, а по существу единственная, цель генов состоит не в продолжение воспроизводства человека, а в воспроизведении самих себя. Многие поколения людей служат просто машинами или средствами для воспроизводства того, что Докинз назвал «эгоистичными генами». Но при подобном утверждении существуют очевидные сложности. Если человек – не что иное, как гены, а гены контролируют его нравственное поведение, то как можно критиковать человека за его дурные поступки и хвалить за хорошие? Какими же великими носителями нравственности были гены Европы, Азии, Австралии, Африки и Америки, если по их милости произошла Вторая мировая война! Если мы – это всего-навсего гены, если не существует нематериального, негенетического элемента внутри нас, то за счет чего мы можем восставать против наших генов и вести себя морально?

Тезис о том, что «выживание сильнейших» может объяснить альтруистическое поведение.

Для эволюционной модели объяснение альтруистического поведения всегда оказывалось серьезной проблемой. Поскольку альтруизм, на первый взгляд осложняет выживание, а не способствует ему. В целях доказательства мы могли бы предположить, что поскольку силы эволюции всегда способствуют выживанию вида, то эти силы могут каким-то образом придавать нравственный смысл поступкам и практикам, которые способствуют выживанию расы. Но в силу тех, же самых причин те, же самые силы эволюции должны были способствовать выработке отношения неприятия действий и практик, которые делают выживание более сложным и менее вероятным.

Как, в таком случае, эволюционная модель может объяснить глубокое моральное убеждение в том, что мы должны поддерживать слабых, больных, увечных, пожилых, причем не, только своих родных и близких, а любых нуждающихся в поддержке людей, хотя он может привести к существенному уменьшению наших собственных средств и осложнит и сделает менее вероятным выживание нашей расы? Утверждение о том, что здоровые поддерживают слабых и больных в надежде, что, когда сами они станут слабыми и больными, они тоже найдут себе поддержку, и это способствует выживанию, не убедительно. Такая взаимная поддержка находит большое одобрение, но она определенно не является необходимой для выживания человеческого рода. Если бы выживание было единственной целью эволюции, эволюция никогда не привила бы к развитию чувства долга перед слабыми, больными, увечными и пожилыми.

Этический натурализм

Это идея о том, что этика может быть понятна в терминах естествознания. Более конкретно это означает, что моральные качества (такие, как доброта и праведность) тождественны природным, или естественным, качествам, то есть таким качествам, которые фигурируют в научных описаниях и объяснениях мира.

В этой теории есть известная доля правды. И, в сущности, в Библии высказываются аналогичные мысли.

В Новом Завете используется прилагательное astorgos (бездушный), описывающее человека, который не может испытывать того особого чувства любви и привязанности, которое возникает между родителями и детьми, а также членами одной семьи. Обычно женщине не нужно учиться, как любить своих детей. Материнская любовь – это врожденное чувство, обусловленное самим физиологическим процессом, связанным с вынашиванием ребенка. Члены одной семьи испытывают естественное чувство привязанности друг к другу, так что совершенно противоестественно, когда эта привязанность замещается бессердечностью, равнодушием или даже жестокостью.

Таким образом, в определенном смысле мы можем вывести этические принципы поведения из характера организации природы; а физические законы природы могут указывать на действие принципов более высокого, этического уровня.

Инстинкт

Высказывалось мнение, что моральные ценности объективны и универсальны потому, что они основаны на инстинкте, общем для всего человечества. Разумеется, инстинкт, для человека необходим. Инстинктивные крики ребенка служат тому, чтобы на него обратили внимание. Но сам по себе инстинкт является не более адекватным основанием для объективных моральных ценностей, чем натурализм. У нас множество инстинктов, но проблема заключается в том, что они иногда противоречат друг другу.

Представьте себе ситуацию. Вы находитесь дома в полном одиночестве. Вдруг вы слышите доносящийся с улицы отчаянные крики о помощи. Вы чувствуете инстинктивное побуждение прийти кричащему человеку на помощь. Но этому побуждению противоречит другое инстинктивное чувство – инстинкт самосохранения, который говорит вам, что вы не должны ввязываться в опасную для вашей жизни ситуацию. Как в этой ситуации определить, в чем состоит ваш долг? Если ваши инстинкты противоречат друг другу, то необходима опора на нечто иное, чтобы разрешить моральную задачу.

Подведем предварительные итоги обсуждения основания этики

Концепции физической эволюции и инстинктивных действий, социальный дарвинизм, социобиология и этический натурализм не могут служить основой для объективной универсальной этики. Необходимо нечто большее. И это, как считают иудаисты, христиане и мусульмане, — характер Бога-Творца. Конечно, многие люди не верят в Бога. В то же время они видят, что ни эволюционная теория, ни натурализм не могут обеспечить основы для удовлетворительной этической системы. И они задумываются о возможных подходах к решению этой задачи.

Источник

СОДЕРЖАНИЕ

Определение

Э. О. Уилсон определил социобиологию как «расширение популяционной биологии и эволюционной теории на социальную организацию».

Например, недавно доминировавшие львы-самцы часто убивают детенышей из прайда, которого они не породили. Такое поведение адаптивно, потому что убийство детенышей устраняет конкуренцию за их собственное потомство и заставляет кормящих самок быстрее наступать течка, что позволяет большему количеству его генов войти в популяцию. Социобиологи считают, что это инстинктивное убийство детенышей унаследовано генами успешно воспроизводящих самцов львов, тогда как поведение, не связанное с убийством, могло исчезнуть, поскольку эти львы были менее успешны в воспроизводстве.

История

Философ биологии Дэниел Деннетт предположил, что политический философ Томас Гоббс был первым социобиологом, утверждая, что в своей книге 1651 года Левиафан Гоббс объяснил происхождение морали в человеческом обществе с аморальной социобиологической точки зрения.

Теория

Социобиология основана на двух фундаментальных предпосылках:

Социобиология использует Тинберген «S четыре категории вопросов и объяснение поведения животных. Две категории находятся на уровне видов; два, на индивидуальном уровне. Категории на уровне видов (часто называемые «окончательными объяснениями»):

Категории индивидуального уровня (часто называемые «приблизительными объяснениями») являются

В рамках социобиологии социальное поведение сначала объясняется как социобиологическая гипотеза путем нахождения эволюционно стабильной стратегии, которая соответствует наблюдаемому поведению. Стабильность стратегии может быть трудно доказать, но обычно она позволяет предсказать частоту генов. Гипотеза может быть подтверждена путем установления корреляции между частотами генов, предсказанными стратегией, и частотами, выраженными в популяции.

Таким образом объясняется альтруизм между социальными насекомыми и однопометниками. Альтруистическое поведение, поведение, которое увеличивает репродуктивную пригодность других за счет очевидного за счет альтруиста, у некоторых животных коррелирует со степенью генома, разделяемого альтруистами. Количественное описание детоубийства самцов спаривающихся с гаремом животных, когда альфа-самец вытесняется, а также детоубийство самок грызунов и рассасывание плода являются активными областями исследований. В целом, самки с большими возможностями вынашивания могут меньше ценить потомство, а также могут создавать возможности для вынашивания, чтобы получить максимальную пищу и защиту от самок.

Преступность активно изучается, но вызывает большие споры. Различные теоретики утверждали, что в некоторых средах преступное поведение может быть адаптивным. Теория эволюционной нейроандрогенности (ENA) социолога / криминолога Ли Эллиса утверждает, что женский половой отбор привел к усилению конкурентного поведения среди мужчин, что в некоторых случаях привело к преступности. Согласно другой теории, Марк ван Вугт утверждает, что история межгруппового конфликта за ресурсы между мужчинами привела к различиям в уровне насилия и агрессии между мужчинами и женщинами. Писатель Элиас Канетти также отметил применение социобиологической теории к культурным практикам, таким как рабство и автократия.

Поддержка помещения

Генетические мутанты мышей иллюстрируют влияние генов на поведение. Например, фактор транскрипции FEV (он же Pet1), благодаря своей роли в поддержании серотонинергической системы в головном мозге, необходим для нормального агрессивного и тревожного поведения. Таким образом, когда ВРЭ генетически удаляется из генома мыши, самцы мышей мгновенно атакуют других самцов, тогда как их аналогам дикого типа требуется значительно больше времени, чтобы начать агрессивное поведение. Кроме того, было показано, что FEV необходим для правильного материнского поведения у мышей, так что потомство матерей без фактора FEV не выживет, если не будет скрещено с другими самками мышей дикого типа.

Генетическая основа для инстинктивных поведенческих черт среди нечеловеческих видов, таких как в приведенном выше примере, общепринята среди многих биологов; однако попытка использовать генетическую основу для объяснения сложного поведения в человеческих обществах оставалась крайне противоречивой.

Прием

Источник

Социобиология как новый натурализм

«Генетический детерминизм» и постулаты социобиологии: смысл или бессмыслица? Диалектика социального и биологического

Многие конкретно-научные вопросы генетики человека связаны с общим пониманием сущности человека в философии, соотношения социальных и биологических, в частности генетических, факторов его существования и развития. Мы видели, какое значение эти проблемы приобретают в контексте неоевгенических проектов, генетического контроля и генно-инженерных работ в их направленности на человека.

Марксизм, определяя сущность человека как «совокупность всех общественных отношений» (Маркс), не исключает, наоборот, предполагает исследование его биологической природы, его генетики. Однако он исходит из того, что существует диалектика опосредствования и преобразования биологического социальным, взаимодействие и взаимовлияние социального и биологического в человеке.

Это общее диалектико-материалистическое решение проблемы социального и биологического противостоит сегодня многочисленным попыткам развить на новом этапе научного прогресса методологические подходы идеалистического антропологизма и натурализма, научно преодоленные в марксистском учении о человеке.

Такие подходы выступают сегодня во многих случаях как «рецидивы рецидивов» философско-антропологических, социал-дарвинистских, фрейдистских и тому подобных представлений, появившихся уже после разработки марксистского учения о социальной сущности человека, научной концепции антропогенеза и перспектив исторического развития человека. В частности, в связи с бурным прогрессом комплекса биологических наук особенно интенсивное развитие в различных направлениях современного социал-биологизма получили натуралистические концепции человека, абсолютизирующие специфику его биологической природы. Это требует от марксистов большего внимания к критике подобных концепций, спекулирующих на новых открытиях современной биологии, и вместе с тем предполагает позитивное развитие марксистской концепции человека с учетом такого рода открытий.

* ( Критику расизма и социал-дарвинизма в историческом аспекте и в их связи с фашизмом дал в свое время венгерский философ-марксист Дьердь (Георг) Лукач в книге «Разрушение разума» (Lucacs G. Die Zerstorung der Vernunft. В., 1955).)

* ( Neue Perspektiven der Psychoanalyse Stuttgart. 1981; Farrel B. A. The Standing of Psychoanalysis. Oxford, 1981.)

Надо сказать, что природно-биологическая детерминанта явственно обнаруживается в своей гипертрофированной форме и во многих направлениях буржуазной философской антропологии. Начало ее восходит к работам немецких философов Ф. Ницше и М. Шелера, через которых развитие шло к современным вариантам философской антропологии, включая экзистенциалистские, где эта концепция получила наиболее отчетливое воплощение. Для Ф. Ницше было характерно общее понимание природы человека как неподвластной сознанию и разуму, но подчиняющейся бессознательной творческой жизни, давлению хаотического избытка инстинктов. Человека Ницше считал «еще не установившимся животным», не приспособленным к своему природно-биологическому существованию, а потому открытым для любых других возможностей. М. Шелер в работе «Положение человека в космосе» * и Г. Плеснер в книге «Ступени органического и человек» ** развили эти идеи Ницше, соединив их с фрейдистскими представлениями о бессознательном и его роли в жизнедеятельности человека. Такая биолого-антропологическая направленность и обозначила специфику философского подхода к пониманию человека, отчетливо обнаружившуюся в последующих модификациях данного учения.

* ( Scheler M. Die Stellung des Menschen im Kosmos. Darmstadt, 1928.)

** ( Plessner H. Die Stufen den Organischen und der Mensch. В., 1928.)

Дуализм методов исследования человека является, однако, лишь частным случаем и проявлением общего, исторически сложившегося разрыва менаду философией и конкретными науками (прежде всего естествознанием), разрыва, при котором учение о человеке, даже будучи частью физики или биологии, всегда дополнялось извне метафизическими построениями типа картезианского cogito, гегелевского панлогизма и т. д. С другой стороны, абсолютизация целостных подходов, противопоставление редукционизму и натуралистическому позитивизму антропологизма как универсального принципа, методологически исходящего из представления о человеке как некоторой противоположности предмету науки, в частности естествознания, создали традицию чисто философского его рассмотрения, которое нашло предельное выражение в различных иррационалистических, критико-реалистических, неотомистских, персоналистских, экзистенциалистских и других вариантах философской антропологии.

Разумеется, не всегда можно четко определить поляризацию «чистого» антропологизма и натурализма, биологизма, так как между этими крайними полюсами существует теоретическое пространство, занятое, так сказать, «переходными» формами, не столь резко выраженным тяготением к одному или другому полюсу. И все же в современных условиях в целом наблюдается очевидное тяготение отнюдь не в сторону «чистого» антропологизма, позиции которого, правда, весьма сильны и в ряде случаев даже усиливаются в связи с некоторыми процессами научно-технической революции. На передний план все в большей мере выдвигаются именно концепции социал-биологизма.

психофизиологических факторов, подобных фрейдовскому либидо. Но тем самым генетическая программа человека или его психофизиологические особенности превращаются в единственный или, по крайней мере, решающий источник его сущностных свойств.

Все это привело в последние годы к своеобразному «взрыву» исследований, ставящих своей целью доказать, что будто бы вообще многие основные социальные принципы, которыми руководствуются люди в своем поведении, имеют главным источником своего происхождения не общественные условия, а прежде всего биологические, в частности эволюционно-генетические, факторы. Проблема существования биологических истоков социального поведения человека, особенно те стороны ее, которые оформились в основном под влиянием идей З. Фрейда и этологии (К. Лоренц, Р. Ардри и др.), широко обсуждается сегодня в мировой науке.

* ( Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 18. С. 349.)

* ( Цит. по: Холличер В. Человек и агрессия: З. Фрейд и К. Лоренц в свете марксизма. М., 1975. С. 13.)

* ( Monod J. Le hasard et la necessite. P., 1970.)

* ( Dobzhansky Т. Natural Selection in Man //The Structure of Human Populations. Oxford, 1972.)

* ( См.: Майр Э. Человек как биологический вид//Природа. 1973. № 12; 1974. № 2.)

* ( Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 2. С. 146.)

* ( Майр Э. Зоологический вид и эволюция. М., 1968. С. 502.)

* ( См.: Лейбин В. М. Психоанализ и философия неофрейдизма. М., 1977; Личность в XX столетии: Анализ буржуазных теорий. М., 1979; и др.)

* ( Fromm E. The Sane Society. L., 1963. P. 254.)

* ( Marcuse H. Eros and Civilisation. Boston, 1955.)

* ( Skinner В. F. Reflections of Behaviorism and Society. N. Y., 1978.)

* ( Wilson E. O. Sociobiology. The New Synthesis. Cambridge (Mass.); L., 1975. Содержание этого труда критически рассмотрено в первом издании моей книги «Перспективы человека» (с. 55-58).)

* ( Wilson E. О. On Human Nature. Cambridge (Mass.); L., 1978.)

Э. Уилсон определяет философскую и методологическую основу социобиологии как «новый натурализм» и подчеркивает, что последний стремится доказать свою истинность, генерируя две основные дилеммы.

* ( Wilson E. О. On Human Nature. P. 1.)

* ( Wilson E. О. On Human Nature. P. 4.)

Итак, главную задачу социобиологии человека Уилсон видит в определении генетической детерминированности человеческого поведения, и это, по его мнению, обусловливает понимание отношения между биологией и социальными науками. Анализируя работы в области психологии, ведущиеся в последнее время, можно, считает Уилсон, прийти к выводу о том, что сложная конструкция социального мира не может быть результатом случайных процессов обучения, имеющих место в процессе жизни человека. Таким образом, разум человека не следует рассматривать в качестве tabula rasa. Разум может быть более точно описан, если мы будем рассматривать его в качестве автономного инструмента, принимающего определенные решения. Особенности процесса принятия решения и являются той отличительной чертой, которая позволяет отделить одного человека от другого. Однако общие правила, по которым протекает этот процесс, являются достаточно жестко заданными для всех людей, что позволяет считать их специфичными для человеческой природы, делает вывод Уилсон. Сегодня представляется возможным лишь приблизительно оценить контроль различных форм поведения со стороны генов.

* ( Wilson E. О. On Human Nature. P. 67.)

* ( Wilson E. On Human Nature. 69.)

* ( Wilson E. On Human Nature. 79.)

* ( Wilson E. On Human Nature. 88.)

* ( Wilson E. On Human Nature. 95.)

* ( См.: Рьюз М. Философия биологии. М., 1977.)

** ( Ruse M. Sociobiology: Sense or Nonsense? L.,1979. См. об этом: Карпинская Р. С, Никольский С. А. Социобиология. Критический анализ. М.» 1988.)

* ( Ruse M. Sociobiology: Sense or Nonsense? P.160.)

* ( Harris M. Gulture, Man and Nature: An Introduction to General Anthropology. N. Y., 1971.)

** ( Harris M. Gulture, Man and Nature: An Introduction to General Anthropology. N. Y., 1971. P. 141.)

* ( Zygon. Vol. 15, N 3. September 1980.)

* ( Zygon. Vol. 15, N 3. September 1980. P. 253.)

* ( Zygon. Vol. 15, N 3. September 1980. P. 255.)

** ( Zygon. Vol. 15, N3. September 1980. P. 262.)

* ( Zygon. Vol. 15, N3. September 1980. P. 272.)

* ( Sociobiology: beyond nature/nurture? Reports, definitions and debate. Colorado, 1980.)

** ( Sociobiology: beyond nature/nurture? Reports, definitions and debate. Colorado, 1980. P. 104.)

* ( Sociobiology: beyond nature/nurture? Reports, definitions and debate. Colorado, 1980. P. 267.)

* ( Lumsden Ch. J., Wilson E. О. Genes, Mind and Culture. The Coevolutionary Process. Harvard University Press, 1981. См. об этом также: Игнатьев В. Н. Социобиология человека: «Теория генно-культурной коэволюции» // Вопр. философии. 1982. № 9.)

культур. Причем во многих случаях авторы даже как бы отделяют себя от «традиционной» социобиологии и подчеркивают, что идут значительно дальше в своих обобщениях и выводах. Они отмечают, что в последнее время пришли к убеждению в возможности существования некоей формы взаимодействия между генетической и культурной эволюцией. Ключ к пониманию этой проблемы, по их мнению, лежит в познании процесса онтогенетического развития мыслительных способностей человека и его поведения, в особенности тех форм, которые связаны со своеобразными «молекулярными составляющими» человеческого мозга, формирующими его на пути развития между генами и культурой. Пытаясь создать теорию генно-культурной коэволюции, авторы разрабатывают модель, показывающую соотношение индивидуального умственного развития и развития культуры, а также соотношение развития культуры с генетической эволюцией.

Рассмотрим более внимательно ход рассуждений Ч. Ламсдена и Э. Уилсона, поскольку в них предельно обнажена суть методологии социобиологии. Авторы констатируют, что представители эволюционной биологии, как правило, не решаются распространять концепцию биологической причинности и естественного отбора на изучение культурных процессов. В свою очередь, представители социальных наук отстаивают свою автономию, считая, что человеческая культура эволюционировала в течение слишком короткого времени, чтобы можно было говорить о ее связи с генетической эволюцией. Представители этологии и социобиологии рассматривают человека как одного из приматов, каждый из которых по-своему приспособился к определенным условиям окружающей среды. Оценивая особенности человеческого поведения, они предпочитают говорить о генетической базе специфических его форм, а не о генетической его предписанности. Авторы предлагают иную точку зрения, утверждая, что генетически задаются только определенные биологические процессы, которые они называют эпигенетическими правилами и которые, в свою очередь, управляют процессом формирования человеческого разума. Необходимо подчеркнуть, что в ходе этого процесса эпигенетические правила руководствуются информацией, поступающей как из культурного, так и из физического окружения человека. Эта информация превращается в своеобразные познавательные схемы, которые и служат исходным сырьем для мыслительных процессов, для процесса принятия решений. Внешнее поведение человека является, таким образом, согласно Ламсдену и Уилсону, лишь одним из результатов динамических процессов, происходящих в его мозгу, а культура оказывается своеобразной трансляцией действия эпигенетических правил в массовые формы умственной деятельности и поведения.

* ( Lumsden Ch. J., Wilson E. О. Genes, Mind and Culture. P. 3.)

* ( Lumsden Ch. J., Wilson E. О. Genes, Mind and Culture. P. 6.)

* ( Культурген, согласно Ламсдену и Уилсону,- основная единица культуры. Соответственно культура выступает как сумма всех артефактов, форм поведения, мыслительных объектов, институтов, рассматриваемых как целое и передаваемых членами общества путем обучения. У человеческих существ культура каждого общества характеризуется наличием определенных черт (культургенов), которые могут являться как общими для всего вида, так и характерными только для данного общества. Процесс передачи культурной информации связан с познавательным процессом, в ходе которого та или иная черта (культурген) наделяется значением и получает словесное или символическое обозначение.)

Если индивидуальное развитие каждого члена общества генетически обусловлено так, что все время выбирается один и тот же культурген, то такая передаче информации может быть названа чисто генетической. Другой крайний случай, когда в ходе индивидуального развития используются все возможные культургены, называется чисто культурной передачей информации. Средним случаем является генно-культурная передача информации, когда в распоряжении индивида находится более чем один культурген и когда по крайней мере два из них могут быть усвоены в результате действия эпигенетических правил. Генно-культурная передача информации представляется авторам наиболее вероятной формой наследования для всех категорий культургенов как человека, так и любого другого вида, обладающего способностью к культурной эволюции.

В наиболее общем виде, считают они, теория социобиологии приложима ко всем трем формам наследования поведения: чисто генетической, чисто культурной и генно-культурной. Тем самым она скорее допускает, чем предполагает существование генетической предрасположенности в процессе развития той или иной формы социального поведения индивида. Однако, по мнению авторов, традиционная теория социобиологии не могла связать напрямую процессы генетической и культурной эволюции. Для выполнения такой задачи необходимо связать эти два процесса неким посредствующим звеном, в качестве которого и выступают генетически предопределенные эпигенетические правила, в большинстве своем характерные только для человека.

Пытаясь представить конкретную модель процесса, объединяющего генетическую и культурную эволюцию, авторы пользовались языком популяционной генетики, что позволило, как они считают, подчеркнуть общие черты и различия, существующие между процессом чисто генетической эволюции и генно-культурной коэволюцией. По их мнению, структуры, составляющие разум и культуру, наиболее эффективно могут быть поняты лишь на основе процесса развития, предписанного генами.

* ( Lumsden Ch. J., Wilson E. О. Genes, Mind and Culture. P. 305-306.)

* ( Lumsden Ch. J., Wilson E. О. Genes, Mind and Culture. P. 331-332.)

Теория генно-культурной коэволюции представляется авторами как расширенный вариант теории социобиологии, предназначенный для описания связей между биологией и социальными науками. Традиционная социобиология столкнулась с определенными трудностями, пытаясь интерпретировать связь между генами и культурой как своеобразный «черный ящик». На самом же деле, считают авторы, эпигенетические правила направляют процесс развития индивидуального поведения в соответствии с генетической программой, наследуемой организмом; в свою очередь, поведение многих индивидов формирует те или иные культурные формы. Следовательно, не существует резкой границы между генетической и культурной эволюцией, связь между генами и культурой является неразрывной. Эпигенетические правила оказываются теми целями, на достижение которых направлен процесс ежеминутного принятия решений. По мнению авторов, это позволяет утверждать, что сердцевина таких феноменов, как гуманность и индивидуальность, заключается именно в эпигенетических правилах, а не в других чисто познавательных функциях мозга. Другими словами, эпигенетические правила, взаимодействуя с сигналами, поступающими из внешнего окружения, оказывают непосредственное влияние на процесс превращения индивида в культурное, т. е. в собственно человеческое, существо. Таким образом, мозг активно участвует в процессе своего формирования. Взаимодействие членов общества создает культуру, которая совместно с генотипами отдельных индивидов и их родственников определяет успешность процесса воспроизведения (репродукции) потомства. В свою очередь, степень успешности этого процесса определяет частоту тех или иных генов внутри поколения, формируя тем самым эпигенетические правила, лежащие в основе культурной эволюции.

* ( Lumsden Ch. J., Wilson E. О. Genes, Mind and Culture. P. 355.)

Ламсден и Уилсон не взяли на себя труд проанализировать более внимательно научный метод марксизма и данное им решение проблемы человека, включая вопрос о соотношении социальных и биологических факторов его становления и развития. Они пользуются теми искаженными представлениями о марксизме, которые «отработаны» в буржуазной литературе. Кроме того, здесь преследуется и главная, отнюдь не бескорыстная цель: авторы в принципе не отрицают возможности того, что социальные науки, используя находящиеся в их распоряжении средства для моделирования исторического процесса, в состоянии объяснить его более полно и точно, а возможно, и предсказать тенденции его развития. Однако их оптимизм основывается именно на предложенном ими самими анализе действия эпигенетических правил, благодаря которым мозг оказывается самоорганизующейся системой, а совместные действия многих умов ведут к возникновению таких форм культуры, которые, по мнению авторов, могут быть предсказаны статистически.

* ( Lumsden Ch. J., Wilson E. О. Genes, Mind and Culture. P. 362.)

* ( Cloninger С. Д., Jokoyama Sh. The Channeling of Social Behavior // Science. Vol. 203, N 4509. 14 August 1981. P. 749-751.)

Такой вывод весьма симптоматичен как признание целесообразности тщательной проверки фактических оснований «теории генно-культурной коэволюции».

* ( Lewontin R. C, Rose St., Kamin L. J. Nous ne sommes pas programmes: Genetique, heredite, ideologic Trad de l’angl., La Decouverte. P., 1985.)

** ( Lewontin R. C, Rose St., Kamin L. J. Nous ne sommes pas programmes: Genetique, heredite, ideologic Trad de l’angl., La Decouverte. P., 1985. P. 319.)

* ( Lewontin R. C, Rose St., Kamin L. J. Nous ne sommes pas programmes: Genetique, heredite, ideologic Trad de l’angl., La Decouverte. P., 1985. P. 331.)

Марксисты отвергают исходные тезисы социобиологии. Вместе с тем необходимо широкое развертывание на базе диалектической методологии конкретных позитивных исследований взаимосвязи социальных и эволюционно-генетических факторов в процессе становления, индивидуального и исторического развития человека, включая проявления его высших духовных свойств, запечатлевающихся в культуре, в этических ценностях и т. д. Разумеется, эти исследования должны опираться на научные представления о социальной сущности человека, о диалектике опосредствования и преобразования природно-биологического социальным, о взаимовлиянии социального и биологического в человеке.

В этой связи следует еще раз подчеркнуть, что марксистско-ленинская теория не просто показала значение социальных факторов наряду с биологическими; совокупность тех и других отнюдь не составляет, как это пытаются представить некоторые-теоретики, равнозначно-двойную детерминацию сущностных проявлений человека. Марксистско-ленинская методология определяет доминирующее значение социальных методов исследования: человека, выступая тем самым против биологизаторских тенденций, имеющих следствием неоправданную научно редукцию, сведение сущностных свойств человека в их биосоциальной целостности к отдельным сторонам его как живого, предметного,, чувственного существа. Вместе с тем марксистско-ленинская методология не имеет ничего общего с вульгарно-социологическими подходами к человеку, при которых игнорируется (нередко с недобросовестными, фальсификаторскими ссылками на марксизм) биологическая природа человека, отрицается значение биологических методов в его познании.

Марксизм ориентирует исследователей на анализ конкретных: способов соединения социальных и биологических методов, их диалектического взаимовлияния и взаимопроникновения при сохранении ведущего значения социальных методов. Однако еще и сегодня можно констатировать во многих случаях лишь некоторое «сосуществование» в науке социальных и биологических методов исследования человека, их своеобразную дополнительность. В лучшем случае мы можем установить крайне общее методологическое правило, в соответствии с которым в современных условиях социолог должен осуществлять анализ социальных факторов развития человека с учетом особенностей его биологической природы, тогда как биолог, исследующий человека, обязан подойти к нему с учетом факторов социальных.

Одним из путей развития научного исследования проблемы человека в наши дни является поэтому определение «стыковых», «пограничных» точек, в которых перекрещиваются социальные и биологические методы, где преодолевается их дуализм, их во многом пока что взаимоисключающий характер. И здесь еще остается много неясного, требующего исследования и дискуссий. Никто не может сегодня претендовать на однозначное решение этих вопросов.

* ( См.: Вопр. философии. 1972. № 9.)

** ( См.: Крушинский Л. В. Роль элементарной рассудочной деятельности в эволюции групповых отношений животных // Вопр. философии. 1973. № 11; Он же. Биологические основы рассудочной деятельности: Эволюционный и физиолого-генетический аспекты поведения. М., 1977.)

* ( См.: Малиновский А. А. Биология человека. М., 1972; Он же. Проблема соотношения биологического и социального // Биологическое и социальное в развитии человека. М., 1977.)

** ( Эта проблема была впоследствии разработана Т. В. Карсаевской в книге «Прогресс общества и проблемы целостного биосоциального развития человека» (М., 1978).)

Эволюционный подход к решению вопроса о соотношении биологического и социального получил существенное обоснование в ряде выступлений участников «круглого стола», в особенности в выступлении Я. Я. Рогинского. Он поставил философскую проблему: эволюционируют ли сами закономерности антропогенеза, т. е. могут ли существовать переходные законы между законами общества и природы? Таких смешанных, биосоциальных законов, по его мнению, не было и нет. Другое дело, что конкретное время, в течение которого развертывается действие нового закона, может быть чрезвычайно длительным. Ведь на первых порах новые закономерности оказывают подчас лишь ничтожное влияние на действительность, и их наличие остается почти неощутимым. Однако в ходе «накопления» нового качества неизбежно наступает момент, когда вспыхивает целый спектр его проявлений. Это, по-видимому, и произошло с появлением неоантропа (Homo sapiens).

* ( В. П. Эфроимсон опубликовал по этому вопросу немало работ. Хотелось бы, в частности, обратить внимание на его статью «К биохимической генетике интеллекта» (Природа. 1976. № 9), в которой автор, не игнорируя значения социальной ситуации и социальных стимулов, показывает влияние на активность и умственную деятельность человека некоторых биохимических стимуляторов, возникающих при определенных болезненных состояниях. Однако во взглядах В. П. Эфроимсона много спорного, и это отмечается в статье А. А. Малиновского «Физиология и одаренность», опубликованной в том же номере журнала.)

* ( Наиболее полно точка зрения А. Ф. Шишкина получила отражение в его книге «Человеческая природа и нравственность: Историко-критический очерк» (М., 1979).)

Как видим, состоялся интересный и плодотворный обмен мнениями, хотя, разумеется, обсуждавшиеся вопросы не получили своего окончательного решения. В ходе дискуссии была достигнута, па мой взгляд, правильная постановка проблемы, которая все больше стала переводиться теперь в план сугубо научный. Ведь еще в недалеком прошлом некоторые из таких проблем расценивались нередко среди марксистов как «сомнительные» с научной точки зрения, и в тех спорах, которые велись вокруг них, рассматривались по преимуществу идеологические аспекты. И это успех состоявшейся дискуссии, что данные проблемы были спокойно переведены в научную сферу и обсуждались именно как проблемы научные.

Характерно, что у выступавших не было никаких мировоззренческих и идеологических расхождений. Высказывались лишь разные точки зрения по поводу конкретного подхода к рассматривавшимся вопросам и научного их решения. На этом пути возможно все дальше и все глубже философски осмысливать их сущность. Поэтому философы стремятся выполнить свою основную функцию и соединить подходы социологические и естественнонаучные, поставить проблемы на такой уровень сложности, на каком они стоят в действительности, поскольку именно в такой комплексной постановке и возможно их разрешение.

Дискуссии продолжались и после, причем в центре расхождений между рядом ученых-марксистов оказалась не общая постановка проблемы, резюмируемая в тезисе о социальной сущности человека, а то, в какой мере могут учитываться биологические факторы в индивидуальном и историческом существовании и развитии человека, как они опосредствуются и преобразуются социальными факторами, составляющими его сущность.

Источник