Достоевский и раскольников что общего
Раскалывающий Раскольников и достающий Достоевский
Лежа на диване, я все же получаю кое-какую информацию к размышлению. Выяснилось, что в стране очень много старушек, которые отложили приличные суммы в свои штопаные чулки. И даже денежные реформы их не возьмут, ведь они не так глупы, чтоб откладывать в чулки латы. Некоторые из них даже пытаются давать деньги взаймы под высокий процент и честное слово заемщика. Карьера Раскольникова меня не очень прельщает, но не потому, что я не переношу вида крови или сильно отягощен моральными принципами.
Достоевский витал в своем иллюзорном мирке и очень не любил писать с натуры, ему было страшно окунаться в реальную жизнь, пыжиться, объясняя поведение реальных людей и он просто создавал нереальных людей, которых было удобнее втискивать в свои нереальные сюжеты, которые он сопровождал нравственными нотациями и своим узким пониманием библии. Ему не терпелось наказать Раскольникова немедленно, для этого он сделал его совестливым, нерешительным, постоянно рассуждающим. А вся его вина-то только в том, что он занялся грабежом незаконно, то есть примитивно, вне системы.
Федор Михайлович не мог нарушить догму о том, что уголовный мир – анархия, а не строгая иерархия. Ростовщики принимали вещи в основном у воров и те, как правило их крышевали. А то почему же у профессиональных грабителей не возникло в мозгах такой светлой идеи? Как эта бабушка дожила до таких преклонных лет и нажила столько денег невредимая? Может дядя Федя закладывал кое что из своих ценностей такой бабульке и ему пришла такая идея, а все потому, что он наивно предположил, что на людском горе наживается именно та старушенция, что выдавала ему деньги и принимала вещи, что деньги она хранит у себя в чулке и достаточно взять топор, высадить дверь, раскроить бабуле череп, чтоб овладеть несметными сокровищами.
Как бы ни была тупа бабулька, она наверняка знала, что у многих возникает такая шальная мысль и потому не держала деньги в чулке, и в соседней комнате сидела пара головорезов. Эти неофициальные ломбарды были попросту точками по скупке краденого и принадлежали серьезным людям, которые не хотели светиться и потому за мизерную плату нанимали старушек, которые остались без пенсии и потому согласились на занятие, которое пахло каторгой. Денежные излишки, если таковые вообще возникали, как и барахло, вывозились с квартиры маленькими партиями…
Одним словом, чтоб написать правдоподобный роман на эту тему, Федюнчику надо было самому заняться нелегальным ростовщичеством на дому. Он просто кинул поверхностный взгляд на явление и решил, что в этой области царит полный беспредел или все слишком просто. Но, если вы не видите или не понимаете порядка, то это совсем не значит, что его нет.
Родиону вряд ли удалось бы уйти от криминалов, которые не выносят подобной конкуренции. Скорее всего, он бы погиб при попытке ограбления. Но возможно и то, что за основу Достоевский взял газетную публикацию, в которой отображалось реальное явление. Положим, что добрый молодец гробанул таки старушку и взял небольшую сумму денег, которая предназначалась для раздачи взаймы или покупки краденых вещей. При этом нужно учесть, что эта сумма была меньше той, что упомянул Достоевский, ибо не всякий знает, на какие гроши живут домушники. Скупщики краденого давали им вдвое меньше, чем в ломбардах, ибо в ломбарды они идти не могли потому, что там эти вещи могли элементарно засветиться, иначе эти частные лавочки были бы просто не нужны, не выдержали бы конкуренции с ломбардами. Итак, Раскольников берет кассу, прячет её и живет дальше, будто ничего особенного с ним не произошло. Серьезный человек, владелец скупки, обнаруживает это происшествие и тут же просит настоящих грабителей, над которыми он имеет реальную власть, ибо без него грабители не смогут сбывать свою добычу, как правило от таких людей грабители и получали заказы или наводки и потому этот серьезный человек много про них знает и может их сдать. Так вот, он сообщает своим профи о возникших проблемах и те находят беспредельщика быстрее полиции. А полиции наверняка и волноваться не о чем, если это не лошары, а люди в курсе дела. Чего там вести следствие, доказывать вину, искать… Ясно, что дилетант беспредельщик обгадил серьезного человека, который это даром не оставит и найдет этого доброго молодца как бы он мало не взял, хотя бы для того, чтоб показать, что он не любит, когда в него говном бросаются. Серьезные люди находят затаившегося Родю, который понимает, что его нашли не полицейские и потому игра с ними в молчанку черевата пытками. Он отдает им денежки, но им этого мало, им велели наказать наглеца. А как это сделать, чтоб все было по возможности чисто? Да не гоже уркам палаческим ремеслом заниматься, не их это дело. Вот они и отправляют его к следователю, чтоб он честно во всем признался и понес наказание. Денежки он, конечно несет следователю, который за помощь в поимке особо опасного преступника отдает их наследникам бабули, которых приводит его старый знакомый, серьезный человек, который когда-то подрядил старушку скупать краденое, сбытом которого он давно успешно занимался, иногда сдавая следователю особо оборзевших гопников.
Все бы ничего, но откуда ни возьмись на суде появляется писака, которому не вполне понятно поведение покаявшегося Раскольникова, расколовшего бабушке и её служанке черепа. Стороннему человеку, который напрочь лишен аналитического мышления, это покаяние кажется невероятным. Он наконец находит в реальной жизни подтверждение тому, что настроил в своем иллюзорном мирке. Естественно, что Раскольникову ничего не остается, кроме того, чтоб подтвердить идиотские предположения писателя. Не рассказывать же ему правду о том, что ему ничего другого не остается, а то долго он на каторге не проживет, да и не станет писатель слушать то, что ему не хочется, да и какой благочестивый человек поверит в такую степень коррупции и организованности преступности? Раскольникову лучше выглядеть каящимся грешником, который добровольно принял муку, чем идиотом, который по незнанию крупно влип.
А как же иначе? Может он бы смог остановиться на достигнутом, купить баб деревеньку, да тискать их помаленьку, быть эдаким добрым барином, вроде Обломова? Нет! Раскольников не таков, он замахивался на великие дела, достойные по меньшей мере императора, который не то что империю, а весь мир хочет осчастливить. Допустим, что он не настолько неприхотливый человек, чтоб быть каким-то царьком, одним из сотни. Допустим, что он захочет править не народом, а человечеством. Конечно, на пути к мировому правительству он узнает столько интересных вещей, что ему придется отказаться от своих намеренний или хотя бы сделать вид, чтоб засесть за одним столом в этой высшей массонской ложе.
Определенно, что мир настолько сложная организация, что им не может управлять простой смертный в течении своей жизни, после чего он передает власть приемнику, который продолжает его дело, зная, что ему не дожить до окончания операции. Представьте себе, что вам говорят, что вы должны всю жизнь сеять, трудиться, не покладая своих рук, а пожнет какой-то ваш далекий потомок и это при том, что вы верховный правитель планеты. Неужели среди этих очень одаренных людей не найдется такого, который поднимет руку вверх, а потом возьмет и резко опустит её, сказав, что не хочу я кишки наворачивать, чтоб какой-то потомок пожал плоды моего труда. К тому же цель в процессе её достижения часто теряет ценность и привлекательность. То есть человек, идя к неизвестной ему цели делает такие открытия, которые впоследствии вынуждают его отказаться от поставленной цели.
Отношение Достоевского к Раскольникову в романе «Преступление и наказание»
Рукопись романа «Преступление и наказание» |
У читателей романа «Преступление и наказание» нередко возникает вопрос: как же относится сам Достоевский к Раскольникову?
Отношение Достоевского к Раскольникову в романе «Преступление и наказание»
«Она никуда не годна», «для чего она живет?», «Полезна ли она хоть кому-нибудь?» и т. д. Эти вопросы сбивают с толку молодого человека.
В одной из своих рабочих тетрадей Федор Михайлович высказывается о Раскольникове как о непомерно гордом, высокомерном, деспотичном человеке:
«В его образе выражается в романе мысль непомерной гордости, высокомерия и презрения к этому обществу. Его идея: взять во власть это общество. Деспотизм — его черта. Она ведет ему напротив.»
«Какое направление, какие взгляды, какие понятия, какое фанфаронство! Это типично. Ведь еще немного и из этаких понятий выйдет Горский или Раскольников. Ведь они все сумасшедшие и дураки. » (письмо А. Н. Майкову, 18(30) мая 1968 г., Женева)
Таково отношение Достоевского к своему персонажу Раскольникову, главному герою романа «Преступление и наказание».
9 вопросов о «Преступлении и наказании»
К 195-летию со дня рождения Федора Михайловича Достоевского
Приблизительное время чтения: 21 мин.
Отвечает доктор филологических наук, заведующая отделом теории литературы ИМЛИ им. Горького РАН, Татьяна Александровна Касаткина.
Какая основная тема «Преступления и наказания»?
Это роман о том, как человек находит в себе Христа, научается выбирать Христа в себе и доверять Христу в себе. Для Достоевского высшее развитие личности (см. «Зимние заметки о летних впечатлениях»), прошедшей и переросшей свое эгоистическое состояние (необходимый, впрочем, этап человеческого развития), заключается в способности и даже страстном ее желании отдать себя всем, «добровольно пойти за всех на крест, на костер», то есть — стать Христом, просиять Христом. Для Достоевского все социальные вопросы решаются одним фундаментальным способом: «если все Христы…» (фраза эта много раз повторяется в черновиках романа «Бесы»). Например, в таком виде: «Если все Христы, будут ли бедные?». Мы с Вами обозначили здесь контекст предшествующих и последовавших за «Преступлением и наказанием» текстов Достоевского, в которых развивается его мысль о пути человека и человечества как движении ко Христу, к Царствию Божию «внутрь вас» и «среди вас» («среди вас» — как следствию «внутрь вас»; как говорит Достоевский: «были бы братья — будет и братство»). Что же в самом романе?
В «Преступлении и наказании» в центре внимания Достоевского два способа человеческого бытия, предъявленные нам в самом Раскольникове. Это, во-первых, представление о бытии как об открытой системе, постоянно пополняемой милостью и благодатью извне, и о человеке как проводнике этой благодати, Христе мира, ответственном за этот мир, окормляющем его из своей неоскудевающей руки (неоскудевающей — за счет реализованного человеком в полноте принципа самоотдачи). И второе — представление о бытии как о закрытой системе, где для того, чтобы у кого-то прибыло — нужно, чтобы у кого-то убыло. И человек — властный человек — в такой системе — перераспределитель благ, вынужденный решать, «кому жить, кому умирать».
Второе приходит тогда, когда в действие вступает рассудок, твердящий, что у него мало, почти ничего нет, на всех — и даже на близких — не хватит, и что единственный способ достать — это отобрать у кого-то. Второе — это ощущение мира как места недостатка и нищеты, места жестокой борьбы за ресурс, который радикально ограничен. То ощущение, которое так хотел изменить Иисус своими чудесами умножения хлебов, внушающими человеку: если только ты готов делиться, то хватит на всех.
Раскольников, по заданию, — Христос романного мира (как и всякий человек, по Достоевскому, в области своего бытия). Любой студент, будучи спрошенным, опознает икону Богоматери с Младенцем-Христом в последней фразе письма матери Раскольникова в самом начале романа: «Молишься ли ты Богу, Родя, по-прежнему и веришь ли в благость Творца и Искупителя нашего? Боюсь я, в сердце своем, не посетило ли и тебя новейшее модное безверие? Если так, то я за тебя молюсь. Вспомни, милый, как еще в детстве своем, при жизни твоего отца, ты лепетал молитвы свои у меня на коленях и как мы все тогда были счастливы!» (6, 34). И именно это задание им ощущается, определяя первый способ его бытия — и это же задание радикально трансформируется при включении меры и счета. Остается чувство ответственности и причастности — меняются только средства, которыми можно изменить ситуацию. Вместо самопожертвования и самоотдачи возникает идея жертвования другими — для пользы всех — собственно, теория Раскольникова. Теория возникает именно тогда, когда бледнеет — под аналитическим прицелом рассудка — непосредственное ощущение живой жизни и непосредственно данной правды. Теория возникает как желание получить тот же результат (исцеление мира) без самопожертвования и самоотдачи, перекладывая бремя жертвы на другого.
Как тема “обожения” развивается в “Преступлении и наказании” вне образа Раскольникова?
Две героини «Преступления и наказания» живут согласно первому принципу — когда человек полностью приносит себя в жертву другим, ничего не ожидая и не требуя для себя взамен — Соня и Лизавета. Лизавета просто каждому отдает то, что от нее хотят: и тело, и жизнь — и повседневную заботу. Раскольникову она отдает жизнь — не вскрикнув, не выдав, — но и рубашку ему, как выясняется, чинила тоже она. Лизавета, воплотившая полноту самоотдачи, по словам Сони, «Бога узрит».
При этом интересно и характерно, что Достоевский показывает, как большая, воистину крестная, жертва оказывается более и быстрее возможна для человека, чем мелкие жертвы повседневности.
Недаром каторжники с очевидностью воспринимают Соню как Богоматерь — или, во всяком случае, как икону Богоматери (приведу потрясающую цитату из эпилога романа в небольшом сокращении с выделением слов, которые очевидно указывают на такое восприятие): «Неразрешим был для него вопрос: почему все они так полюбили Соню? Денег она им не давала, особенных услуг не оказывала. Раз только, на Рождестве, принесла на весь острог пирогов. Но мало-помалу между ними и Соней завязались более близкие отношения: она писала им письма к их родным. Их родственники оставляли в руках Сони вещи для них и деньги. Жены их и любовницы ходили к ней. И когда она являлась на работах, приходя к Раскольникову, или встречалась с партией арестантов — все снимали шапки, все кланялись: “Матушка Софья Семеновна, мать ты наша, нежная, болезная!” — говорили эти грубые каторжники этому маленькому и худенькому созданию. Она улыбалась, и все они любили, когда она им улыбалась. Они любили даже ее походку, оборачивались посмотреть ей вслед, и хвалили ее; хвалили ее даже за то, что она такая маленькая, даже уж не знали, за что похвалить. К ней даже ходили лечиться» (6, 419).
Достоевский в конце романа показывает, как люди приходят к своему окончательному преображению благодаря тому, что они нашли друг друга, помогли друг другу, восполнили друг друга. Именно такая взаимная самоотдача, жертвенность, открытость является путем к настоящей радости, истинному счастью.
Таким образом, «Преступление и наказание» — роман о боли и радости роста человека к заданному ему размеру, то есть — об обожении. «Христианство есть доказательство того, что в человеке может вместиться Бог. Это величайшая идея и величайшая слава человека, до которой он мог достигнуть», — писал Ф.М. Достоевский (25, 228). Самый главный призыв, обращенный к Раскольникову, прозвучит из уст следователя Порфирия Петровича: «Станьте солнцем, вас все и увидят. Солнцу прежде всего нужно быть солнцем» (6, 352).
Почему некоторые люди после прочтения «Преступления и наказания» начинают испытывать глубокую неприязнь к Достоевскому?
Эта неприязнь связана, как правило, с тем, что человек не готов читать Достоевского, поскольку не способен смотреть на мир на той глубине, на которой воспринимает его писатель. Такой читатель живет в совершенно другой, другого объема, реальности. Отсюда и неприязнь. И такое впечатление остаётся не только от «Преступления и наказания».
Например, в «Братьях Карамазовых», в конце главы «Кана Галилейская», Достоевский описывает образ Алеши Карамазова так, будто тот является центром всего мироздания. Герой, как человек, который был создан по образу и подобию Бога, будто становится точкой, в которой сходятся все невидимые нити от Земли и Неба. Алеша становится средоточием мира. И такое отношение к человеку, такое понимание его высоты и глубины для Достоевского абсолютно нормально и привычно.
Но что произойдет, если такое начнет читать человек, который вполне хорошо себя чувствует в своих телесных границах и рамках, в своем горизонте ближайшей ответственности, со своей идеей ограниченных последствий своих действий (или вообще с идеей перекладывания любых последствий на окружающих и обстоятельства)? Это станет для него ужасным потрясением, абсолютно нежеланным опытом. Отсюда и проистекает яркая негативная реакция. Защитная реакция. Гораздо проще захлопнуть книгу и разозлится на ее автора, чем попытаться осмыслить совершенно иной образ себя и реальности вокруг.
Можно ли утверждать, что Раскольников главный герой романа?
Очень важный признак самостоятельного второго главного героя — впечатление, что для основной сюжетной линии романа второй герой, в общем, не нужен. Обратите внимание: история Раскольникова могла бы развиваться сама по себе и без участия Свидригайлова. Но при этом оба героя связаны друг с другом в чем-то неочевидном, но очень важном. Свидригайлов в одном из диалогов с Родионом Романовичем обращается к нему со словами: «Ну, не сказал ли я, что между нами есть какая-то общая точка, а?»
Кто в таком случае Свидригайлов? И в чем его отличие от Родиона Романовича?
Оно довольно очевидно, хотя и парадоксально. Раскольников — человек, который на наших глазах совершил преступление — и был спасен, нашел свою дорогу к преображению, о чем говорится в удивительных словах в самом конце романа. Свидригайлов же — человек, который на наших глазах отказался от совершения преступления — и, по-видимости, окончательно погиб (покончил с собой, что в христианстве есть самая безнадежная смерть).
Какой же образ встает за Свидригайловым? Образ так называемого «благодетельного блудника», присутствующий на множестве икон «Страшного суда».
Более того, в результате сама райская красота становится для него источником адского пламени: Достоевский в черновиках говорит, что Свидригайлов собирался распаляться чистым образом Дуни, именно чистота его разжигала. Благодетельный блудник — тот, в ком ад пробуждается только — и именно! — созерцанием рая.
Помните, как Свидригайлов рассказывает Раскольникову о Дуне? Это чрезвычайно интересно. Он говорит следующее: «Авдотья Романовна целомудренна ужасно, неслыханно и невиданно. (Заметьте себе, я вам сообщаю это о вашей сестре как факт. Она целомудренна, может быть, до болезни, несмотря на весь свой широкий ум, и это ей повредит.)» (6, 365). То есть — для него целомудрие — это, в данном случае, только и исключительно помеха и преграда. Для него целомудрие — это то, что мешает жить и радоваться жизни. С его точки зрения, это как болезнь, которая приносит вред и Дуне, и ему самому. Поэтому он, кстати, в так называемой «сцене изнасилования» просто пытается создать для нее такие условия, в которых она могла бы ему отдаться, не чувствуя при этом за собой никакой вины. И он это заранее иносказательно и завуалировано объясняет Раскольникову, рассказывая ему о соблазнении «добродетельной барыни».
При этом интересно, что всеми своими поступками накануне смерти Свидригайлов стремится защитить мир вокруг себя от насильственного растления. Он дает деньги Сонечке для того, чтобы ей не нужно было заниматься проституцией и чтобы она могла следовать за Раскольниковым в Сибирь. Всех детей Мармеладова он пристраивает в приют и кладет на их счет деньги, чтобы Полечке в будущем не пришлось идти путем Сони. Своей невесте, шестнадцатилетней девочке, которую ему фактически продали, он оставляет огромное приданое, чтобы уберечь ее от возможной будущей «продажи».
Достоевский очень отчетливо рисует нам сцену «благодетельного блудника», чтобы мы не остались в сомнении на счет посмертного пути Свидригайлова. Интересно, что отправляясь в свое последнее странствие, герой все время думает о том, что нужно бы «прямо пройти» на Петровский (то сад, то остров), где деревья, кусты, и тот куст, который обрушится на него миллионами брызг. Петр, как известно, ключник рая, так что рай обозначен тут вполне прозрачно. Но Свидригайлов сворачивает налево, к пожарной каланче. Пожарная каланча в системе романа вещь тоже довольно очевидная — это соединение огня и воды — то же самое, которое было в представлении Свидригайлова о вечности — «бане с пауками по углам», месте, где тоже соединяются огонь и вода. Свидригайлов здесь как бы подходит именно к тому посмертию, которое он для себя и предвидел. Но перед ним встает еврейский «Ахиллес» — одновременно иудей и эллин (что, собственно, и указывает нам на то, Чей, на самом деле, образ мерцает через смешной образ еврея-пожарного — победителя огня ада), которого Свидригайлов назовет братом — тот, кто скажет ему, что «здеся не место» — то есть не его место. Свидригайлов может покончить жизнь самоубийством — но в ад Господь его не пустит.
Какие знаковые события происходят с Раскольниковым накануне убийства? А после?
Вообще, все «Преступление и наказание» — это история неправильных выборов главных героев. Неправильных выборов, которые, однако, каким-то образом дают Богу шанс.
Но одно событие, пожалуй, далеко выделяется из других по своей яркости (не внешней — каким-то образом многие читатели умудряются вообще не обратить на него внимания) и по тому вызову, который оно бросает сознанию читателя. Это событие — спусковой крючок убийства, и Раскольникову оно кажется «каким-то предопределением судьбы его» (6, 50).
После сна о лошадке Раскольников просыпается с ярким осознанием невозможности замысленного, на душе его становится «легко и мирно» — и он произносит молитву: «Господи, покажи мне путь мой, а я отрекаюсь от этой проклятой… мечты моей» (6, 50).
А вот затем начинается странное. Раскольников, уставший, идет домой, но почему-то делает бессознательно «очевидный и совершенно ненужный» крюк, проходит через Сенную площадь — и именно там слышит разговор Лизаветы с мещанами-торговцами, которым она обещает прийти для заключения сделки в седьмом часу — и таким образом Раскольников, совершенно точно и абсолютно не вызывая подозрений, узнает, что старуха завтра в это время останется дома одна. И он воспринимает услышанное как приговор. Приговор, заметим, не старухе — себе: «Он вошел к себе, как приговоренный к смерти» (6, 52). За время этого лишнего и совершенно ненужного крюка произошло нечто, что полностью уничтожило его «волю и свободу рассудка», как говорит Достоевский. Этот лишний и совершенно ненужный крюк в несколько минут станет причиной лишнего и совершенно ненужного крюка в его жизни, который растянется в общей сложности на девять лет; мгновенно уничтоженная воля приведет к девятилетнему лишению свободы.
Пожалуй, еще более непонятным делают этот эпизод слова Порфирия Петрович в его последнем объяснении с героем: «Вас, может, Бог на этом и ждал». «По крайней мере, долго себя не морочил, разом до последних столбов дошел» (6, 351).
Здесь нам в своем наиболее полном и концентрированном виде явлена сложнейшая проблема свободы в «Преступлении и наказании».
Раскольникову уже дано то, что ляжет потом в основу преображения — ощущение себя ответственным за весь мир, за все, что происходит на его глазах. Он уже в глубине своей Христос — и крюк, который он сделает для того, чтобы преображение осуществилось — в этом смысле совершенно лишний. Но у него уже, с другой стороны, сформировалась теория, плод испуганного и неверящего рассудка, последуй он которой не в столь радикальной форме, сформируй на ее основе жизненный путь — и постепенно превратится в существо гораздо страшнее Лужина. И потому ему предлагается после молитвы не путь — а выбор пути: отказаться от своей «проклятой… мечты», которую он еще нескоро — и лишь после осуществления — назовет «промахом» — то есть грехом (грех по-гречески — ‘αμαρτία — от ‘αμαρτάνω — ошибаться, промахиваться, не попадать) — но в ситуации обстоятельств наибольшего благоприятствования ей. То есть — отказаться не вынужденно, а самостоятельно и осознанно. Или — утратив свою волю, сделать этот совершенно лишний и ненужный крюк, пережив в полноте и на глубине все последствия решения приносить в жертву не себя, а другого. Этот крюк, на котором ждет Бог — потому что на таком крюке Он может ждать — но на таком пути — нет.
Сделав неправильный выбор, Раскольников отказывается от своей свободы. Он словно начинает жить в механизированном мире. Будто он клочком одежды попал в колесо огромной машины, которая тащит и тащит героя куда-то. Совершив убийство, вольно выбрав поступать так, как диктуют обстоятельства, Раскольников сам порождает цепь причинно-следственных связей, внутри которой он теперь надолго вынужден поступать не так, как хочет, а как диктуют обстоятельства. Он становится их рабом, потеряв возможность действовать по собственной воле. Жизнь его механизируется. От этого и ощущение пространства и времени в романе очень мутное. Все вокруг Раскольникова искажено его собственным неправильным выбором: и город, и воздух, и вода, и цвет.
Кстати, что такое навязчивый унылый желтый цвет в романе, о котором столько уже говорено? Как он связан с преступлением Раскольникова и с главной идеей романа? Мы уже говорили о том, что преступник Раскольников — по заданию — Христос романного мира. Как, впрочем, и всякий человек в области своей жизни. Христос — Солнце миру (об этом свидетельствует вся христианская литургическая поэзия, и для православного, регулярно посещающего службу, это соответствие абсолютно очевидно) — в том смысле, что Он — неистощимый податель благ. И Раскольников так и ведет себя — отдавая все, что имеет, всем вокруг. Но это происходит лишь тогда, когда он перестает полагаться на собственный расчет и рассудок, утверждающие, что у него — мало, на всех не хватит, и, чтобы иметь возможность помогать, — нужно у кого-то отнять. Внимая рассудку, герой не верит в то, что он — солнце. И яркий солнечный свет в романе исчезает — вместо него появляется страшный желтый цвет — цвет недостатка и нищеты, цвет плохой воды, выцветших обоев, желтого билета Сони. Тусклый желтый цвет романа — выродившийся свет солнца, которое больше не светит. Именно поэтому и скажет герою Порфирий Петрович: «Станьте солнцем…». Интересно, что это соотношение солнечного света и желтого цвета у Достоевского вполне традиционно для христианской культуры. Солнечный свет передается сияющим золотом, а желтый — это обесцененный, поскольку утративший связь с золотом цвет уже в восприятии европейского средневековья.
Есть ли в романе герой, устами которого говорит сам Достоевский? Может, это Порфирий Петрович?
Нет, таких героев у Достоевского нет никогда. Автор — и мне, кажется, уже даже в рамках нашего интервью отчасти удалось это показать, — всегда говорит нечто неизмеримо более сложное, чем самый «хороший» герой. Автор у Достоевского не говорит словами, его мнения бесполезно искать в дискурсе — там есть мнения только его героев, его слово всегда многомерно, ибо его слово — это образ.
Что касается Порфирия Петровича, тем не менее, то это очень интересный персонаж — и именно с точки зрения своей близости к автору. Кстати, чрезвычайно интересно уже его имя, которое можно перевести примерно как «красный камень». И здесь интересно будет вспомнить аналогию со средневековой алхимией. Было учение, что красный камень — это тот самый знаменитый камень философов, который является итогом алхимических трудов, он по легенде исцеляет человека и природу при соприкосновении с ними, дарует вечную жизнь и изобилие. Камень философов — это и есть личность на высшей ступени своего развития, о которой так проникновенно говорил Достоевский, личность, пришедшая к жгучему желанию абсолютной самоотдачи, чтобы и другие все стали такими же развитыми личностями.
В романе Порфирий Петрович называет себя человеком «поконченным», и здесь мы можем увидеть, как мастерски Достоевский использует для создания образа слово, которое на поверхности звучит, как приговор (поконченный — то есть уже не развивающийся, замерший, завершенный), а в глубине открывает иной, глубоко положительный смысл, заданный значением имени (так оборачиваются слова в конце «Записок из подполья», за что герой-повествователь и получил прозвание парадоксалиста). Порфирий — завершенный человек в смысле восхождения на высшую стадию развития личности, отныне ничего не ищущей для себя, а старающейся помочь вырасти и состояться другому. Тот, кто достиг конечного результата. Именно ему было суждено помочь Раскольникову прийти к своему преображению.
Например, когда Порфирий, решив ускорить процесс, начинает давить на Раскольникова, вымогая его признание, а тот, еще до конца не созрел, не готов к истинному и самостоятельному раскаянию. И вот в этом момент в комнату врывается Миколка-красильщик и кричит: «Я убийца!» Раскольников оказывается спасен от неосмысленного, вынужденного признания, которое принесет ему вред, а зарвавшийся было Порфирий останавливается, отвлекается на этого юношу, оставив Раскольникова «дозревать» дальше. Но когда Родион Романович уже готов, когда он уже не может не раскаяться, Порфирий доводит его до конца, принимает его, подводит к окончательной трансформации. Он сопровождает его как незаметный наставник, как ценитель и оценщик заключенного в Раскольникове человеческого материала. Красный камень преображает металл в золото, потому что по этой теории любой другой металл — это просто поврежденное, больное, не завершенное золото.
В этом смысле Порфирий Петрович действительно выступает от лица Достоевского. Он, подобно автору внутри текста, творит того Раскольникова, каким его задумал сам Достоевский.
Можно ли в «Преступлении и наказании» найти прямую проповедь христианства?
Проповедь — безусловно, и не только в этом романе. Один итальянский священник написал о Достоевском книгу, которую назвал «Достоевский: Христос — страсть жизни». Достоевский все время пишет о Христе — как влюбленный все время говорит о возлюбленной.
А вот с ее «прямотой» сложнее. Писатель всегда утверждал: на читателя не надо наступать, от читателя надо отступать. Ему необходимо давать возможность взять из текста ровно столько, сколько он может и готов.
Роман включен в школьную программу. Как преподавать его детям?
С любовью к автору и с любовью к ученикам. Это самое главное условие.
[1] Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в 30 томах. Л., Наука, 1972–1990. Здесь и далее том и страница указываются в тексте в скобках после цитаты.
[2] Согласно евангелистам Христос был распят на кресте в 6-м часу, а умер в 9-м
[3] Согласно Евангелию от Иоанну, Лазарь из Вифании был воскрешен Иисусом Христом через четыре дня после смерти (Ин. 11:1-45)