Соловецкий монастырь как тюрьма
Соловецкий концлагерь: как святые острова на годы превратили в адские
У людей старшего поколения с Соловками ассоциируется не столько монастырь, сколько чудовищный концлагерь, существовавший там в 20–30-е годы прошлого века и ставший символом настоящей жестокости. «Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на три в Соловки!» — говорит герой романа Булгакова «Мастер и Маргарита» Иван Бездомный. Так что же представлял из себя этот лагерь?
После закрытия Соловецкого монастыря в 1920 году на островах организовали трудовой лагерь «Для заключенных военнопленных гражданской войны и лиц, осужденных на принудительные работы» и совхоз «Соловки». В 1923 году в соловецком кремле произошел большой пожар, совхоз «Соловки» разорился.
С 13 октября 1923 года новым хозяином Соловков стало Управление Соловецких лагерей особого назначения (УСЛОН). Лагерю были переданы почти все постройки и угодья монастыря, начальство приняло решение «признать необходимым ликвидацию всех находящихся в Соловецком монастыре церквей, считать возможным использование церковных зданий для жилья, считаясь с остротой жилищного положения на острове». В период с 1923 по 1939 годы на архипелаге единовременно находилось до 4–5 тысяч (в некоторые годы — до 20 тысяч) заключенных. Охрана и вольнонаемные жили в военном городке. Если первая группа заключенных состояла в основном из уголовников, то потом на Соловки стали присылать тысячи репрессированных — раскулаченных, «шпионов», «террористов», рядовых членов партии, руководящих работников, чекистов, священников, аристократов, белогвардейцев…
Как чекисты учились мучить
Соловки стали полигоном, на котором ГУЛАГ вырабатывал нормы и методы содержания и «перевоспитания» осужденных, виды работ, к которым их привлекали, формы наказания, приемы допросов «с пристрастием» и психологического подавления, режимы охраны, способы расстрела и массовых захоронений трупов.
Пытки придумывали самые изощренные: выставляли «на комарики» — раздетых заключенных привязывали в лесу и оставляли на съедение комарам. Пытали холодом, выгоняя на лед в 30-40-градусные морозы — и тем, кто не умер от холода, впоследствии ампутировали ноги. Загоняли по горло в болото. Запрягали лошадь в пустые оглобли, а к оглоблям привязывали ноги наказанного. На лошадь садился охранник и гнал ее по лесной вырубке, пока измученный не умирал.
В ШИЗО — карцере на Секирной горе — охранники-уголовники заставляли людей сутками сидеть на «жердочках» — тонких перекладинах, на которых едва возможно было сохранять равновесие и совершенно невозможно спать. «Провинившихся» заворачивали в мешок, привязывали к бревну и спускали по ступеням лестницы — а ступеней было около трехсот. Вниз долетал уже переломанный окровавленный труп. В лютые морозы раздетые заключенные на Секирке в помещениях, продуваемых всеми ветрами, чтобы выжить, спали «штабелями» друг на друге, время от времени сменяя друг друга в «слоях». До утра доживали немногие, но на смену умершим привозили новых. А трупы закапывали тут же, недалеко от храма-маяка, переделанного в каземат, в ямах, которые летом «про запас» копали те же заключенные.
Сейчас у подножья Секирной горы установлен крест памяти жертв репрессий.
Все эти подробности (и множество других, не менее страшных) можно найти в многочисленных воспоминаниях бывших соловецких узников, издававшихся и на Западе, и, начиная с рубежа 80-90-х годов, у нас. В издательстве Соловецкого монастыря, начиная с 2013 года, публиковались многотомные «Воспоминания соловецких узников», их надо прочитать тем, кому вышеперечисленное кажется невероятным. Особо стоит обратить внимание на воспоминания Ивана Солоневича, Мечислава Леонардовича, Ивана Зайцева.
Охранники лагеря набирались из заключенных — красноармейцев, чекистов и уголовных элементов. Их тоже регулярно уничтожали и заменяли новыми. Почти все начальники лагеря были расстреляны.
За годы существования СЛОНа и связанных с ним карельских лагерей через них прошло около миллиона человек.
Женщины в соловецких лагерях
В 1925 году на Соловках было 600 заключенных женщин, к тридцатым годам — до 800. В первое время почти все женщины размещались в женском бараке, или корпусе прежней Архангельской гостиницы, или странноприимном доме для богомолок, и только оштрафованная часть их — на Анзере и Заяцком острове. Потом, с лета 1925 года, после вывоза с острова политических — эсеров, меньшевиков и анархистов — часть женщин переселили в Савватьево и Муксалму для использования на сельскохозяйственных работах: на скотных дворах и на огородах. Особенно доставалось так называемым «каэркам» (от аббревиатуры КР — контрреволюционер). Вот что пишет Иван Зайцев — оренбургский казак, генерал-майор, участник Белого движения, узник соловецких лагерей, автор книги «Соловки»:
«На Соловках содержалось также несколько супружеских пар, большей частью из военной среды. Им разрешались свидания на один час раз в месяц при дежурной комнате. Часто мужья возвращались со свидания с омраченными лицами, наслышавшись от жен, в каких условиях им приходится жить в обществе проституток, не дающих им покоя ни днем, ни ночью… Иногда несколько веселых и ярых девиц принимаются избивать протестующую ненавистную „аристократку“ или „буржуйку“, возмутившуюся их бесчинствами… Все эти гулящие девицы заражены венерическими болезнями… а приходится есть вместе с ними из общих бачков… Всех невзгод от совместного житья не перечислишь…»
А вот история одной «неизвестной баронессы» из книги Бориса Ширяева «Неугасимая лампада»:
«Тотчас по прибытии баронесса была назначена на “кирпичики”. Можно себе представить, сколь трудно было ей на седьмом десятке таскать двухпудовый груз…
Прошлое, элегантное и утонченное, проступало в каждом движении старой фрейлины, в каждом звуке ее голоса. Она не могла скрыть его, если бы и хотела… Она оставалась аристократкой в лучшем, истинном значении этого слова; и в Соловецком женбараке, порой среди матерной ругани и в хаосе потасовок она была тою же, какой видели ее во дворце. Она не отгораживалась от остальных, не проявляла и тени того высокомерия, которым неизменно грешит ложный аристократизм. Став каторжницей, она признала себя ею и приняла свою участь как крест, который надо нести без ропота и слез…
…Не показывая своей несомненной усталости, она дорабатывала до конца дня; а вечером, как всегда, долго молилась, стоя на коленях перед маленьким образком…
Вскоре ее назначили на более легкую работу — мыть полы в бараке…
…Когда вспыхнула страшная эпидемия сыпняка, срочно понадобились сестры милосердия или могущие заменить их. Начальник санчасти УСЛОН М. В. Фельдман не хотела назначений на эту “смертническую” работу. Она пришла в женбарак и, собрав его обитательниц, стала уговаривать их идти добровольно, обещая жалованье и хороший паек.
— Неужели никто не хочет помочь больным и умирающим?
— Я хочу, — послышалось от печки.
— А с термометром умеешь обращаться?
— Умею. Я работала три года хирургической сестрой в Царскосельском лазарете…
М. В. Фельдман рассказывала потом, что баронесса была назначена старшей сестрой, но несла работу наравне с другими. Рук не хватало. Работа была очень тяжела, так как больные лежали вповалку на полу и подстилка под ними сменялась сестрами, которые выгребали руками пропитанные нечистотами стружки. Страшное место был этот барак.
Баронесса работала днем и ночью. Трудилась так же мерно и спокойно, как носила кирпичи и убиралась в бараке. С такою же методичностью и аккуратностью, как, вероятно, она несла свои дежурства при императрицах. Это ее последнее служение было не самоотверженным порывом, но следствием глубокой внутренней культуры…
Однажды на руках и на шее баронессы зарделась зловещая сыпь. М. В. Фельдман заметила ее.
— Идите и ложитесь в особой палате… Разве вы не видите сами?
— К чему? — последовал ответ. — Вы же знаете, что в мои годы от тифа не выздоравливают. Господь призывает меня к Себе, но два-три дня я еще смогу Ему послужить…
Они стояли друг против друга. Аристократка и коммунистка. Девственница и страстная, нераскаянная Магдалина.
Верующая в Него и атеистка. Женщины двух миров. Экспансивная, порывистая М. В. Фельдман обняла и поцеловала старуху. Когда она рассказывала мне об этом, ее глаза были полны слез».
Принуждение женщин-заключенных к сожительству было в УСЛОНЕ в порядке вещей. Публицист Владимир Кузин в работе «Женщины ГУЛАГа» писал:
«Старосте Кемского лагеря Чистякову женщины не только готовили обед и чистили ботинки, но даже мыли его. Для этого обычно отбирали наиболее молодых и привлекательных женщин… Вообще, все они на Соловках были поделены на три категории: “рублевая”, “полурублевая” и “пятнадцатикопеечная” (“пятиалтынная”). Если кто-либо из лагерной администрации просил молодую симпатичную каторжанку из вновь прибывших, он говорил охраннику: “Приведи мне “рублевую”…»
По воспоминаниям Созерко Мальсагова, офицера Русской императорской армии ингушского происхождения, участника побега из Соловецкого лагеря, «каждый чекист на Соловках имел одновременно от трех до пяти наложниц. Торопов, которого в 1924 году назначили помощником Кемского коменданта по хозяйственной части, учредил в лагере настоящий гарем, постоянно пополняемый по его вкусу и распоряжению. Из числа узниц ежедневно отбирали по 25 женщин для обслуживания красноармейцев 95-й дивизии, охранявшей Соловки. Говорили, что солдаты были настолько ленивы, что арестанткам приходилось даже застилать их постели…»
Борис Ширяев подтверждает: «Женщина, отказавшаяся быть наложницей, автоматически лишалась “улучшенного” пайка. И очень скоро умирала от дистрофии или туберкулеза. На Соловецком острове такие случаи были особенно часты. Хлеба на всю зиму не хватало. Пока не начиналась навигация и не были привезены новые запасы продовольствия, и без того скудные пайки урезались почти вдвое…”
«Однажды на Соловки была прислана очень привлекательная девушка — полька лет семнадцати. Которая имела несчастье привлечь внимание Торопова. Но у нее хватило мужества отказаться от его домогательства. В отместку Торопов приказал привести ее в комендатуру и, выдвинув ложную версию в “укрывательстве контрреволюционных документов”, раздел донага и в присутствии всей лагерной охраны тщательно ощупал тело в тех местах, где, как он говорил, лучше всего можно было спрятать документы…
В один из февральских дней в женский барак вошли несколько пьяных охранников во главе с чекистом Поповым. Он бесцеремонно скинул одеяло с заключенной, некогда принадлежавшей к высшим кругам общества, выволок ее из постели, и женщину изнасиловали по очереди каждый из вошедших…»
Дети в соловецких лагерях
Среди заключенных было много детей, в основном из беспризорников. В одном из бараков располагалось «Детское отделение СЛОНа». Построен барак был, вероятно, в 1925–1928 годы. Сюда помещали несовершеннолетних заключенных Трудовой колонии, которая существовала на Соловках в 1928–1929 годах. Инициатива по созданию Трудовой колонии принадлежала заключенному, юристу Александру Колосову. «Шпанята» или «вшивники» жили по воровским правилам, никто не собирался их перевоспитывать. «Политические» подростки, чтобы выжить, перенимали у беспризорников законы преступного мира и переставали в глазах начальства быть «политически опасными».
Каждому подростку давали топчан и белье. Формально детям полагалось «усиленное питание» — стакан молока или даже мясо, но пайка до заключенных, как правило, не доходила. Подростки учились в спецшколе, но в бараках власть была у воров-малолеток, и даже тем, кто хотел учиться и как-то выкарабкиваться из тьмы, тут же подрезали крылья. Тем не менее детская трудовая колония, как ни странно, спасла подросткам жизнь — на лесозаготовках они бы долго не протянули.
Что представлял собой соловецкий лагерный барак (а барак подростков ничем не отличался от взрослых), можно понять из воспоминаний Сергея Щеголькова, человека, который в одном из них отбывал заключение.
Здесь уже не до духовной жизни. И это постоянное изматывание человека приводит к его полному уничтожению. (Всегда недоедание, усугубляемое климатом). Любоваться природой, а она на Соловках удивительно фантастически красива в любое время года, не было ни у кого ни желания, ни силы. Передвижение по территории ограничено, человек знает работу и барак. Да когда еще ждешь, что тебе добавят срок или поведут на Секирную гору, тут не до духовной пищи. Вот и весь быт».
Отдельная категория «соловецких» детей — младенцы, которые рождались у женщин-заключенных, так называемых «мамочек». Немногие из них выжили. Вот воспоминания одного из бывших узников, Андрея Зинковщука:
«В 1929 году на Соловецком острове работал я на сельхозлагпункте. И вот однажды гнали мимо нас “мамок”. В пути одна из них занемогла; а так как время было к вечеру, конвой решил заночевать на нашем лагпункте. Поместили этих “мамок” в бане. Постели никакой не дали. На этих женщин и их детей страшно было смотреть: худые, в изодранной грязной одежде, по всему видать, голодные. Я и говорю одному уголовнику, который работал там скотником:
— Слушай, Гриша, ты же работаешь рядом с доярками. Поди, разживись у них молоком, а я попрошу у ребят, что у кого есть из продуктов.
Пока я обходил барак, Григорий принес молока. Женщины стали поить им своих малышей… После они нас сердечно благодарили за молоко и хлеб. Конвоиру мы отдали две пачки махорки за то, что позволил нам сделать доброе дело… Потом мы узнали, что все эти женщины и их дети, которых увезли на остров Анзер, погибли там от голода…»
Закат Соловков
За время существования лагерь претерпел несколько реорганизаций. С 1934 года Соловки стали VIII отделением Белбалтлага — то есть системы лагерей, созданных для строительства Беломорско-Балтийского канала. В 1938–1939 годах лагерный режим изменился, и СЛОН превратился в Соловецкую тюрьму Главного управления государственной безопасности НКВД (так называемый СТОН, Соловецкую тюрьму особого назначения). В ноябре — декабре 1939 года в связи с началом советско-финской войны лагерь экстренно эвакуировали на материк.
Соловки — русская голгофа: чем жил древний монастырь и как выживали в нём заключённые первого советского концлагеря СЛОН
Почему российский сериал «Обитель» по роману Захара Прилепина стоит посмотреть. Лайф сделал подборку фактов из истории Соловецкого монастыря, который в эпоху становления советской власти стал полем для непростых экспериментов, а для тысяч заключённых — самым последним экзаменом в жизни (1923–1939 гг). Чем известна святая обитель, угодившая на весы кровавого Молоха, где отсчёт жизней вёлся в геометрической прогрессии, — сначала для бывших дворян и священников, а потом и самих красных комиссаров.
Фильм снят по мотивам романа Захара Прилепина «Обитель», изданного в 2014 году, но лента практически не отступает от сюжета и основных линий. Автор смог примирить две России — царскую и советскую, попытался собрать в пазл крайне сложную и трагичную историческую правду. Уже в первой серии зритель наблюдает за теми, кто всего лишь пытается выжить, и теми, кто на костях решил построить «новый мир», когда верующие мужики снимают с кладбищ кресты, чтобы расчистить место для новой застройки, а главные революционеры пересыпают речь фразами на чистейшем французском.
В одном из своих интервью Захар Прилепин сказал, что в фильме «нет ни одного образа, который бы провис и потерялся». Звёздный состав сериала поддержали Сергей Безруков в образе демонического начальника лагеря Фёдора Эйхманиса, Евгений Ткачук, сыгравший главного героя — Артёма Горяинова, Александра Ребенок в образе чекистки, Виктор Добронравов, Виктор Раков — в образе заключённых и многие другие.
Сергей Безруков (справа) в образе демонического начальника лагеря Фёдора Эйхманиса. Фото © Wikipedia, «Обитель»
Фото © ТАСС / Шпикалов Георгий
Соловецкий монастырь, основанный в XV веке известным обличителем деяний Ивана Грозного святителем Филиппом, всегда занимал в истории России особое место. Соловки были не только местом молитвы, но и местом изгнания, ссылки, крепостью, стоявшей на самом краю земли и выдержавшей на своём веку немало осад. Сюда сами уходили из мира навсегда, сюда бежали в поисках спасения, сюда насильно отправляли жить и умирать бунтарей и старообрядцев, и не было в России края более далёкого, чем суровый Соловецкий остров. Бежать отсюда было некуда. Со временем Соловки стали настоящим символом России: далёкий холодный край, навсегда меняющий жизни и души, приближающий людей к Богу.
Со времён Ивана Грозного и до 1883 года в узких и холодных камерах монастыря находились узники — вероотступники и сектанты, изменники и заговорщики — всего около 500 человек. Самыми известными узниками стали сподвижник Петра I граф Пётр Толстой, сосланный вместе с сыном Иваном за заговор против Меншикова. Оба нашли последний приют на местном кладбище. Здесь же до казни содержался князь Василий Долгоруков — за заговор.
В 1776 году на Соловки был отправлен последний атаман Запорожской Сечи Пётр Калнышевский. В камере размером метр на два он провёл 26 лет, а после помилования отказался уезжать и умер через два года. С 1815-го по 1820 год здесь содержался шпион Наполеона Август Турнель. В 1827 году за сочувствие к декабристам в соловецкую тюрьму попал двоюродный дядя Александра Пушкина полковник Павел Ганнибал. Он вышел через шесть лет. Позже в тюрьме содержались мятежники и заговорщики.
Секс в царской России: почему жениться можно было «хоть на козе», как жили и работали элитные «камелии» и трактирные «хористки»
Но, конечно, самой горестной была судьба монастыря в советское время. В 1920 году его ликвидировали, в 1923-м там появился первый в СССР лагерь особого назначения — СЛОН, позже реорганизованный в СТОН — Соловецкую тюрьму особого назначения. В СЛОНе на первых порах политические зэки имели поблажки — они могли покупать продукты в магазине, их могли навещать родственники, им можно было отправлять продукты и одежду. В 1923 году там находилось 400 эсеров, анархистов, меньшевиков. Позже их место заняли белогвардейцы, интеллигенция и духовенство.
В 1927 году на Соловках из 12 896 зэков 9364 были русскими, 739 — евреями, 502 — белорусами, 353 — поляками, далее следовали украинцы, тюрки, грузины, татары, карелы, чуваши, чеченцы, ингуши, калмыки, греки и представители других национальностей. Были в лагере болгары, эстонцы, литовцы, венгры и турки — граждан других стран держали как заложников — для обмена в случае ареста коммунистов. Были даже индусы.
Возглавил СЛОН, а потом и систему соловецких лагерей 26-летний латышский стрелок Теодор Эйхманс — один из организаторов ГУЛАГа. По сути, он строил «государство в государстве» — систему со своими законами, своими СМИ и министерствами. Основными видами работ стали добыча торфа и лесоповал, но благодаря стараниям заключённого коммерсанта Нафталия Френкеля СЛОН превратился в настоящую страну со своей экономикой: зэки работали в мастерских, снабжали лагерь продукцией и даже отправляли её на экспорт.
Заключённые соловецкого лагеря особого назначения. Фото © Wikipedia
В СЛОНе была своя «валюта», существовало «высшее сословие» — зэки-чекисты, которые принимали участие в управлении.
Какие технологии западные страны выкрали в СССР
Сотрудники ОГПУ вели себя как князьки: сам Эйхман женился на девушке, приехавшей навестить отца. Латыш пообещал, что отпустит его. История умалчивает, сдержал ли он обещание.
Помогала лишь молитва
Фото © ТАСС / Бобылев Сергей
Самым страшным местом на Соловках была Секирная гора. На ней умирали через два-три месяца. На макушке горы стояла церковь — её не топили и использовали как штрафной изолятор. Там зэка оставляли в нижнем белье. Спали штабелями, нижних задавливали до смерти. Заставляли сидеть на тонких жердях, а тех, кто падал, забивали дубинами. Забавой для охраны было привязать зэка к бревну и спустить с лестницы длиной в 300 ступеней. Окровавленный труп внизу отдирали от бревна и закапывали здесь же. Иногда устраивали соревнования: ставили заключённых гуськом и состязались — кто одним выстрелом убьёт больше человек.
За первые 10 лет на Соловках было загублено 7500 жизней. Самыми известными заключёнными лагеря стали учёный Дмитрий Лихачёв, протестовавший против реформы русской орфографии, философ и священник Павел Флоренский. Здесь же оказались иерархи, выступавшие против обновленчества: епископы Мануил Лемешевский, Игнатий Садковский, Нектарий Трезвинский и другие. Любопытный момент: всю историю существования лагеря в монастыре продолжалась церковная жизнь. Там жили монахи, они заведовали производством и молились.
В книге «Неугасимая лампада» Борис Ширяев писал, что заключённые тоже постились и причащались. Таинство евхаристии происходило в тёмном чулане театрального кружка, куда Дары приносили в солдатской кружке. На стрёме стоял турок Решад-Се-дад, который недавно был наркомом просвещения Аджаристана. Наказание за причастие было одно — гора Секирная.
В СЛОНе был учреждён даже Собор соловецких епископов — орган церковного управления. Его архиереями избирались архиепископы Евгений Зёрнов, Прокопий Титов, Иларион Троицкий, Петр Зверев. Все они были убиты и причислены к лику святых новомучеников и исповедников российских.
Что западные СМИ пишут о расстреле в Казани
Говорят, к Богу от земли всегда идёт вопль невинно убиенных, поэтому чего удивляться, что организаторы СЛОНа вскоре сами стали жертвами «большой чистки». Изобретатель ГУЛАГа Эйхманс был арестован в 1937 году как враг народа, обвинён в троцкизме и приговорён к расстрелу. Вы будете удивлены, но в 1956 году реабилитировали даже его.
Начальник СЛОНа Иван Апетер был уволен из НКВД за расстрел этапа в Карелии, затем арестован и расстрелян. То же самое случилось с его заместителем — Петром Раевским. Следующий начальник — Эдуард Березин, доведший количество зэков с шести тысяч до 30 тысяч, в 1938 году получил пулю в затылок от своих же «товарищей». Ещё один начальник тюрьмы — Мохов — помер во Владивостоке на пересылке.
В мае 1939 года заключённых разбили на две группы — тех, кто мог работать, отправили в Дудинку и Норильск, остальных, по слухам, погрузили на баржу «Клара» и затопили в ледяных пучинах Белого моря. Так окончилась судьба Соловецкого лагеря.
Только в 1967 году на Соловках был открыт музей-заповедник, а монастырь возобновил свою работу в 1990 году.
С чего всё начиналось
Фото © ТАСС / Сергей Яковлев
История монастыря началась с двух монахов — Савватия и Германа. Савватий некоторое время подвизался в Кирилло-Белозерском монастыре на Вологодчине, но потом избрал стезю пустынничества и ушёл сначала на Валаам, а оттуда — на север. Искал глухие места, где можно было бы спокойно посвятить жизнь Богу. В Карелии Савватий познакомился с монахом Германом, вдвоём они ушли дальше и поселились на острове в Белом море.
Там Савватий провёл последние годы жизни, а когда настала пора умирать, пришёл в ближайшее село, причастился и умер. Герман в это время ушёл в Поморье за продуктами. Вернулся он не один, а с монахом Зосимом, который тоже решил спасать душу вдали от мира. Постепенно община монахов разрасталась, и по указанию Зосимы они поставили первый деревянный храм во имя Преображения Господня.
Куда исчезло НЛО, упавшее в карельское озеро, и почему жители до сих пор боятся ходить в лес по ночам
Зосима, Савватий и Герман стали первыми святыми монастыря, первыми духовными «кирпичиками», заложенными в основание обители. Однажды монах Иосиф, поднявшись на гору на острове Кузов, увидел, как из середины Соловецкого острова к небу восходят огненные столпы. Братия объяснила ему, что это святые «сияют из гробов своих».
Но по-настоящему Соловецкий монастырь был отстроен и возвысился при игумене Филиппе — будущем митрополите всея Руси. Вырастал он на скудной, северной, каменистой земле под стать природе и самой России: кряжист, каменист — не храм, а крепость, способная и веру отстоять, и перед врагом не склониться. При нём монахи возвели каменные храмы, создали систему каналов между озёрами, поставили мельницы, кузницу, амбары, провели каменные дороги, обустроили ферму.
Отношения с властями были сложными, но монахи всегда называли себя «царскими богомольцами», подчёркивая принадлежность к России. Во времена Смуты Соловки стали настоящим духовным центром Руси. Поэтому немудрено, что они отказались принимать «новый обряд» и не подчинились царю Алексею Михайловичу, за что попали в долгую продовольственную блокаду.
Противостояние длилось восемь лет, и в 1677 году монастырь был взят за ночь: благодаря предателю стрельцы разломали в стене заложенное окно и ночью проникли в обитель. Расправа с монахами была жесточайшей — их резали, рубили головы, вмораживали в лёд. Местные крестьяне ещё долго находили по берегам моря тела страдальцев.
Но бывали и времена, когда монахи обители стояли насмерть, защищая рубежи Отечества. В XVI и XVII веках монахи отбили несколько нападений шведов, а в 1854-м до Соловков докатилась Крымская война и на горизонте появились два английских фрегата — «Миранда» и «Бриск». Арсенал Соловков состоял из бердышей и секир, оставшихся от стрельцов, и 20 старинных пушек. К счастью, в обитель успели привезти восемь 6-фунтовых пушек и 60 снарядов к каждой, осадных инженеров и артиллеристов. Очень помогла монахам инвалидная команда, охранявшая заключённых. Отставные солдаты установили пушки, соорудили береговые батареи и совершали вылазки против англичан.
Англичане предъявили ультиматум и предложили «гарнизону крепости» сдаться, а после отказа начали бомбардировку монастыря, но единственное, что смогли сделать, это разбить сарай и разбомбить кладбище. В конце концов им пришлось уйти несолоно хлебавши. Впрочем, «цивилизованные» европейцы отыгрались, разорив сёла на берегу Белого моря и разграбив Онежский Крестный монастырь.