Теогония как форма предфилософии
Предфилософия Древней Греции. Философская интерпретация древнегреческой мифологии
Предфилософия Древней Греции. Философская интерпретация* древнегреческой мифологии.
Выполнить 2 из 6 предложенных в таблице заданий (письменно), изучая материалы Детской энциклопедии и
Подготовьте устное сообщение по одной из трех тем:
1. Космогония и начала мироздания в предфилософии Древней Греции (Гомер, Гесиод, орфики).
2. Боги и люди в произведениях Гомера.
3. Боги и люди в произведениях Гесиода.
Сроки выполнения: 23.01.06 – 30.01.06
Выполненные (письменные) задания отправить по адресу: mailto:*****@***ru
место и даты жизни; названия произведений; иные биографические данные,
общая характеристика эпоса.
Задание № 1.Впишите место и даты жизни; названия произведений; иные биографические данные.
Эпос – пример художественно-мифологического мировоззрения. В центре – жизнь и история людей. Люди зависят от Богов, однако часто противостоят им. Между Богами и людьми находятся Герои, полубоги-полулюди. Герои смертны, однако обладают особыми возможностями и способностями.
Задание № 2. Впишите место и даты жизни; названия произведений; иные биографические данные, общую характеристику эпоса.
В Греции имели хождения орфические произведения, приписываемые Орфею. Последователи в сочинениях противостояли олимпийским богам. Сочинения утеряны, упоминаются в произведениях античного философа Прокла (V век).
В концепции есть некоторый отзвук рабского сознания ( Дж. Томсон, ). На основании того, что тело принадлежало рабовладельцу. Свобода связывается со свободой души.
Начала мироздания: основные представления о первоначалах всего существующего.
Бог Океан= «предок богов». Пресноводная река питает ключи, колодцы и другие реки. Течением Стикс океан проходит через подземное царство.
В поэме «Теогония» осознал, сформулировал и поставил вопрос о том, что возникло в мироздании первым. В отличии от мифологии, не отчетливо формулирующей этот вопрос.
Ответ – Хаос как зияние само по себе, «великая бездна», в которой залегает все и перед которой даже Боги трепещут. Это отличает его от традиционной мифологии.
Космо и теогония: основные представления о проблемах мироздания.
Мироздании е состоит из трех частей: небо, земля, подземелье.
3. Нарисовать мироздание ( можно использовать дополнительную информацию).
Космология мифологична: тартар также далек от поверхности земли, как эта поверхность от небосвода – на расстоянии 9 суток, кторые пролетает сброшенная с неба наковальня. Теогония мифологична: Гея, Уран, тартар, Эрос, Нюкта; Гея и Уран порождает ужасных Титанов (олицетворение стихии), Киклопов (одноглазы), Гекатонхейров (сторуки и пятидесятиголовы). Уран стыдится своих детей, Мать Гея-земля страдает. Дети восстают против отца. Начало космического зла.
12 ступеней мироздания и создания мира:
1) первовода; 2) дракон времени; 3) Эфир, Эреб и Хаос; 4) Яйцо; 5) бог Фанес (вылупляется из яйца, содержит в себе все зачатки миров, богов и вещей); 6) богиня Нюкта; 7) Уран, Гея и ПОнт; 8) Титаны, Киклопы, Гекатонхейры; 9) Зевс; 10) Кора-Персефона; 11) Дионис; 12) человек. Смешение космо и теогонии.
имена, образ существования, основные характеристики.
Задание № 4. Впишите имена богов, опишите образ их существования, иные характеристики.
Судьба (мойра, морос, ананке, айса)). Ее невозможно умилостивить. Она могущественнее богов. В ряде случаев есть ссылки на то, что Боги тоже зависят от Судьбы.
Титан Крон и Рея порождают олимпийских богов. Среди них Зевс, который рассматривается как вершина мироздания. Царство, жизнь и дети Зевса.
Задание № 5. Впишите имена богов, опишите образ их существования, иные характеристики.
12 ступеней мироздания и создания мира:
1) первовода; 2) дракон времени; 3) Эфир, Эреб и Хаос; 4) Яйцо; 5) бог Фанес (вылупляется из яйца, содержит в себе все зачатки миров, богов и вещей); 6) богиня Нюкта; 7) Уран, Гея и ПОнт; 8) Титаны, Киклопы, Гекатонхейры; 9) Зевс; 10) Кора-Персефона; 11) Дионис; 12) человек. Смешение космо и теогонии.
Люди: происхождение, соотношение тела и души, образ существования, отношения с Богами.
Поднимает социальные вопросы: быть бедным стыдно, но осуждает богатство, нажитое силой и обманом. Мрачное видение истории человечества. Легенда о пяти поколениях людей. Первое поколение было создано богами из золота, жили люди как боги. Железный век: «нет передышки железным людям ни ночью, ни днем от труда и от горя, и от несчастий». Но надеется, что лучше будет век после железного, когда родятся «седые младенцы». Миф о Прометее и Пандоре.
Задание № 6. Опишите вопросы происхождения людей, соотношения тела и души, образ существования, отношения с Богами.
Ставит вопрос о нравственности человека, отличающего его от животного. Не обижай чужестранца, отца, сирот. Моральный кодекс концентрирует вокруг понятия «мера»- «Меру во всем соблюдай и дела свои вовремя делай». Рационализм.
Борьба с богами, подчинение богов судьбе. Разум – важнейшая ценность. Ценность земной жизни, загробная жизнь-хуже.
Систематизация богов. Боги часто сводятся к своей функции. Логос –разумное слово – высшая ценность. Мифологический мир стал казаться наивным.
Единое начало всего реально сущего, Зевс как начало всех начал.
Глава 2. Предфилософия Гесиода
Обратимся к биографии Гесиода. Поэма «Труды и дни» содержит несколько автобиографических включений, из которых следует, что отец Гесиода, покинув эолийские Кимы, жил в «деревне нерадостной Аскре» («Труды и дни», 630) [4].
Наставляя своего брата Перса к прилежанию в труде, Гесиод подробно описывает образцовое ведение крестьянского хозяйства, позволяющее избежать голода и нужды. Наряду с этим он говорит и о морской торговле, но как о печальной необходимости, вызванной тем, что боги спрятали от смертных источники пищи. Жителям справедливого и поэтому процветающего полиса нет нужды пускаться в опасное плавание по морю. Обращаясь к брату, Гесиод говорит, что плавание может помочь ему «от долгов отвертеться и голода злого избегнуть» (Труды, 647), т.е. указывает на экономическую необходимость путешествия. Гесиод советует Персу нагружать свой корабль
такой кладью, которая принесла бы барыш. Так же, по словам Гесиода, делал их отец, разъезжая по морю в поисках средств к жизни, поскольку тоже испытывал нужду (Труды, 634). Таким образом, мореплавание рассматривается как дополнительное подспорье к земледельческому труду. Конечно, приобретение богатства в результате выгодной торговли может превратиться и в самоцель, но такое плавание Гесиод не одобряет.
Можно предположить, что отец Гесиода принадлежал к числу новых земельных собственников, скупавших земельные владения дамухов. Однако это предположение не соответствует заявлению Гесиода о бедственном положении его отца, возвратившегося на родину. Более вероятно, что Гесиод, как и его отец, принадлежал к дамухской земельной знати, к «лучшим». Обращаясь к брату Персу, Гесиод напоминает о его, а тем самым и о своем высоком происхождении: «Перс, о потомок богов» (Труды, 299). Примечательно, что, негодуя на «царей-дароядцев», Гесиод относит себя не к estloi (лучшим), а к deiloi (народу). Конечно, противоречия между теми и другими прослеживаются у Гесиода достаточно четко, однако они перенесены в этическую область. Гесиод тем не менее говорит о населении всего полиса, о справедливости как норме полисной жизни, о необходимости трудиться независимо от происхождения.
Оппозиция «лучших» и «народа» не подчеркивает имущественного различия этих категорий населения [2]. Конечно, в полисе, а точнее, в протополисе (Аскра не была самостоятельным полисом, являясь земледельческим поселением, она входила в полис Феспию) были и бедные, и богатые. Хотя Гесиод постоянно упоминает о «грызущей бедности», он не приводит фактов имущественных и социальных различий. Его брат Перс не имеет собственного добра, но при надлежащем усердии он может стать богатым. Земля Аскры, «тягостной летом, зимой неприятной», была каменистой и обожженной солнцем. Но эта земля позволяла возделывать рожь и овес, содержала выпасы для скота и давала возможность земледельцу при надлежащем усердии жить безбедно, в достатке и сытости. Конечно, Гесиод замечал, что люди стремятся к богатству, но, видимо, нельзя однозначно и прямо считать это обстоятельство свидетельством развития товарного производства, так как основой в достижении богатства являлся земледельческий труд, укрепляющий «ойкос»,- почти замкнутое натуральное хозяйство.
«Теогония»
Рассмотрение поэм Гесиода целесообразно начать с «Теогонии», поскольку содержащаяся в ней теокосмогония в плане предфилософском (как развивающееся внутри мифа и разрушающее его рациональное осмысление мира) представляет собой наибольший интерес. Впрочем, предфилософский статус «Теогонии» Гесиода требует своего специального обоснования. Еще Г. Властов предполагал, что она представляет собой «ряд сшитых сказаний аэдов» [1]. Однако современными учеными это предположение не подтверждается. Исследуя «Теогонию» и отмечая повторяющиеся особенности языка поэмы, Г. Швабль подчеркивает в ней единство языка, стиля и замысла [2].
С этим можно согласиться; поэма, действительно, не компиляция, а произведение, пронизанное единством замысла и авторской позиции. Но и по этому вопросу нет единства. Согласно мнению современного английского исследователя П. Уолкота, по замыслу и по реализации «Теогония» есть не что иное, как гимн Зевсу, славному и сильнейшему из богов, и в этом смысле подобна гимнам другим богам [1]. Однако широко распространено мнение о Гесиоде не столько как о религиозном проповеднике (в этой связи это было бы естественно), сколько как о просветителе, учителе человечества, мыслителе и философе [2]. Этот подход нам представляется более перспективным, хотя он содержит известные преувеличения в оценке Гесиода как философа. В частности, не могут быть однозначно расценены как философские вопросы, с которыми поэт обращается к музам:
Как боги, как наша земля зародилась,
Как беспредельное море явилося шумное, реки,
Звезды, несущие свет, и широкое небо над нами;
Кто из бессмертных подателей благ от чего зародился,
Как поделили богатство и почести между собою.
И сообщите при этом, что прежде всего зародилось.
(Теог., 108-112, 115)
Зевс изображен в этом эпизоде жестоким, безжалостным богом. Он видит обман и насмехается над Прометеем. В его поведении превалируют эмоции (прежде всего гнев) (Теог., 533, 554, 558, 568). Почему же этот гнев распространяется не только на Прометея (непосредственного виновника обмана), но и на людей? Заключительные строки к эпизоду дают нам ответ: «Не обойдет, не обманет никто многомудрого Зевса!» (Теог., 613). Подчинение людей Зевсу превращается в одну из центральных сцен борьбы Зевса и богов-олимпийцев за «власть и почет». И хотя на алтарях «во славу бессмертным» сжигают с тех пор лишь «белые кости», да и Прометей, в конечном счете, был прощен, автором утверждается мысль о невозможности обмана Зевса и неизбежности его «тяжкого гнева» (Теог., 615).
Конечно, идея создания человека (женщины) входит в контекст идей о почитании Зевса как верховного, наиболее могущественного бога. Овладению богатствами и почестями предшествовали «состязанье за власть и почет» и воцарение над богами Зевса, который и раздает им уделы, «какой для кого полагается» (Теог., 881-885). Возникает соблазн отнести «Теогонию» к роду гимнической поэзии, такой же, как вавилонская поэма «Энума Элиш». П. Уолкот пишет: «Теогония», подобно «Энума Элиш», посвящена подвигам царя богов, и она является таким же панегириком власти Зевса, как и поэма «Труды и дни» [2]. Но аналогия «Теогонии» с восточными теогоническими версиями далеко не достаточна. Наблюдаются большие различия между Зевсом и, скажем, Мардуком.
Каково же сопряжение мифологического повествования о победе верховного божества Зевса, действительно имеющего восточные аналогии, с космогоническими и космологическими представлениями Гесиода? В основе их, как уже отмечалось, лежит утверждение о несотворенности Земли. Откровенно космогоническими силами выступают Хаос и Эрос. Можно ли их рассматривать как продукт рационалистических построений, отличающих «Теогонию» Гесиода от восточных теогонических мифов? Хаос часто рассматривают как абстрактное космогоническое представление. По мнению О. Гигона, представление о нем более глубокое, чем о Небе и Земле как о начале всего.
«Труды и дни»
Гесиода волнует проблема справедливости среди людей, он не устает повторять, обращаясь к Персу: «Слушайся голоса правды и думать забудь о насилье». Постоянно призывает он его к труду: «Усердно работай», чтобы «голод тебя ненавидел» (Труды, 298-299). Гесиод предлагает также целый календарь сельскохозяйственных работ, который отражает мировоззрение и психологию древнего грека, что позволяет реконструировать духовный контекст древнегреческой литературы и философии. Но наиболее важны даваемые Гесиодом обоснования труда и справедливости. Так как авторство Гесиода установлено, то мы можем развернуть систему используемых им обоснований в концептуальное целое.
1 Античная Греция. Т. 1. Становление и развитие полиса. М, 1983. С. 252.
И все же рассуждения Гесиода обладают большей обобщающей силой. Такой мирно работающий человек участвует в состязании: «сосед соревнует соседу». Гесиод переносит обсуждение вопроса в мифологически-космологический план:
Зевс, в эфире живущий, и более сделал полезной:
Эта способна понудить к труду и ленивого даже.
(Труды, 11-20)
Каким путем, однако, aerga (труды) сообщают человеку «добродетель», которая традиционно считалась даром богов? Этот вопрос обширен, и практически весь анализ поэмы «Труды и дни» и должен дать на него ответ. Ведь Гесиод не только воспевает достигаемые самим человеком добродетели, но и сами эти добродетели у него не военные, в отличие от гомеровских, а мирные [1]. Труд очерчивает ту сферу, внутри которой протекает самостоятельная работа человека, где человек сам координирует свои труды и дни. Осмысление последовательности этого выливается у Гесиода в земледельческий календарь. Этот календарь не только содержит перечень природных явлений и соответствующих им работ, а представляет собой также набор «уловок»: как определить наиболее благоприятное для тех или иных занятий время, как по тем или иным природным признакам распознать благоволение богов и т.п. И все же боги у Гесиода не отделяют человека от природы, а включают его в природное целое. Порядок в мире поддерживается богами, а такая сфера, как aerga, от которой зависят не только благополучие, но и сама жизнь человека, представляет важнейшую сферу отношений с богами.
У Гесиода отношение человека к богам осмысливается специально и подробно. Уже у Гомера отношение к богам служит предметом специальных размышлений. Примером может служить набожность Эвмея, который рассуждает, что вся человеческая жизнь от рождения и до смерти находится в руках богов, а потому следует делать приятное богам, услаждать их обоняние запахом сжигаемых жертв и бояться нанести им обиду. В то же время человек, приносящий богам обильные жертвы, вправе напомнить им об этом, обращаясь к ним с просьбой. В таком напоминании нет ничего неблагочестивого.
1 См.: Кет О. Die Religion der Griechen. Berlin, 1926. Bd 1. S. 275.
1 Ярхо В.Н. Эсхил. М., 1958. С. 33. 2 Там же. С. 34.
Помни всегда о завете моем и усердно работай,
Перс, о потомок богов,- чтобы голод тебя ненавидел.
(Труды, 298-299)
Дело не в том, что гомеровские «аристократы» не знали труда. Они его знали и гордились своими навыками, но не по этому основанию проходила оценка человека у Гомера. У Гесиода же труд превращается в основную социальную ценность, по отношению к которой он переосмысливает достоинства и недостатки человека.
Отправной точкой в оценке человека Гесиоду служит не доблесть (добродетель), которой наделяют боги гомеровского героя, а честный труд самого человека, хотя он и не отказывается от помощи богов и следующего за ней богатства. Гесиод переносит акценты с добродетели (доблести) на богатство, которое составляло ранее часть аристократического материального и духовного состояния (time). «Вслед за богатством» у Гесиода «идут добродетель с почетом» (Труды, 313). Добродетель не дается человеку от рождения, она отделена от людей (опять же богами) «тягостным потом: крута, высока и длинна к ней дорога» (Труды, 290). Как не вспомнить «тягостные подвиги» Ахилла; однако он не зарабатывал добродетель (доблесть), а утверждал ее. Здесь же вначале находится труд, за ним богатство с почетом, соответствующим человеческой добродетели.
1 См.: VemantJ.-P. Mythe et pensee chez les Grecs. Etudes de Psychologie historique. P., 1969. P. 26.
Женщины больше детей не рожают, и гибнут дома их
Предначертаньем владыки богов, олимпийского Зевса.
Или же губит у них он обильное войско, иль рушит
Стены у города, либо им в море суда потопляет.
(Труды, 244-247)
В то же время у Гесиода наблюдается следующий парадокс: когда он хочет привести систему рациональных обоснований, он рассказывает миф, а когда пытается «упорядочить» и «улучшить» его, то переходит к рациональным рассуждениям. В «Теогонии» обоснование власти Зевса, воспевать которого следует «вначале и в самом конце», превратилось в миф о коварном и злобном божестве, борющемся за власть, зато рассказ о богах окружающего человека и прекрасно упорядоченного (тем же Зевсом) мира превратился из мифа в логос. Нечто подобное мы наблюдаем и в «Трудах и днях».
Элементы предфилософии в эпосе
Из монографии «Мир культуры адыгов», АРИГИ, под руководством проф. Р. А. Ханаху
Проблема содержания и формы дофилософского знания всегда волновала философов, которых интересовал вопрос: из чего вышла философия? Различные подходы к решению данной проблемы очерчены в работах Лосева А. Ф., Кессиди Ф. X., Дж. Томсона, Чанышева А. Н., Потемкина А. В.(1) и др. Вышеназванные авторы так или иначе склоняются или к социогенной, или гносеогенной, или к мифогенной теории происхождения философии.
Интересна позиция А. Н.Чанышева. Выдвигаемую им концепцию предфилософского сознания, на наш взгляд, необходимо поддержать и развить. А. Н.Чанышев вместе с 3. Н. Михайловой и Б. В. Соколовым стоит на позиции гносео-мифогенной концепции генезиса философии. В дофилософском сознании он выделяет предфилософию и протофилософию. Из предфилософии, т. е. магии или преднауки и развитой мифологии появляется, по его концепции, протофилософия, т. е. перворожденная философия. Для нее характерны: а) поиск протоархе, всего сущего; б) наличие демифологизированных начал, т. е. субстанциональных начал; в) принятие идеи о посмертном воздаянии, например, у орфиков; г) пантеизм; д) отсутствие поляризации на материализм и идеализм; е) насыщенность образами из мифологии; ж) антропоморфизм; з) “отсутствие собственно философской терминологии и связанная с ним иносказательность” (Гераклит); и) осознание физических процессов в контексте моральной проблематики. Но все-таки это философия, потому что в ней обозначено стремление понять начала как субстанции. В протофилософии говорится о материальном мире. Протофилософия есть стремление понять и объяснить мир рациональным образом. Здесь явно видна тенденция к антимифологии и сверхмифологии, создается рационализированная система. К протофилософии Чанышев относит учение орфиков, Гераклита, ранних пифагорейцев, Ксенофана и Эмпедокла. С появлением философии не исчезает философия. По Чанышеву, она теперь становится парафилософией. Мифология не отмирает, а живет в искусстве, религии, обыденном сознании, только теперь она ограничена философией. Предфилософия имеет свой основной вопрос: отношение природного к сверхприродному, “мы” к “оно” (2).
Мы хотели бы к этому добавить следующее: практически не только у народов, пришедших к философии (древних греков), но и у всех народов мира, вступивших в этап разложения рода и появления соседских общин, имеется предфилософия. Но это не парафилософия, тем более не протофилософия, а единство мудрости, мифо-эпического сознания и магии, т. е. зачатков наук. И такое состояние сознания может сохраняться тысячелетиями, если нет условий и причин для перехода к философии. Но преодолев этот уровень сознания, общество подготавливает условия для создания цельных философских систем. Для того, чтобы охарактеризовать особенности предфилософии обратимся к материалам эпоса “Нарты”. Предметом нашего рассмотрения будет предфилософское сознание, данное в эпосе “Нарты”. Подобно “Илиаде” и “Одиссее” Гомера, скандинавским “Эддам”, карело-финской “Калевале”, эпос “Нарты” является выдающимся памятником духовной культуры. Но до последнего времени он исследовался лишь как литературный памятник. Нартоведы “бьются” вокруг вопросов: что такое нарты, где и как возникли сказания, место первоначального субстрата. Крупнейшие советские филологи, лингвисты, историки: Абаев В. И., Мелетинский Е. М., Крупнов Е. Н., Инал-Ипа Ш. Д. и др. осуществляют изучение “Нартов” в рамках историко-сравнительного анализа. За рубежом наибольших успехов в нартоведении добился Ж. Дюмезиль, который проводит параллели между “Нартами” и “Эддами”. Философы рассматривают этот эпос как один из примеров религиозной мифологии.
Говоря об историческом значении эпоса Е. М. Мелетинский отмечает: “Нарты” в отличие от сказки обращены к общественно-исторической теме, отражают движение от рода к государству, процесс исторического формирования народностей” (3). Это хорошо подтверждается содержанием эпоса “Нарты”, который бытует среди адыгов, абазин, абхазов, осетин. У этих народов не было своей базовой письменности. Но они имели богатейший фольклор, в котором аккумулировалась народная мудрость. Элементы предфилософии стихийно формировались в мифо-эпическом сознании народа. Исследование эпоса обнаруживает исторические предпосылки многих философских проблем. Это исследование показывает, что все народы способны подойти к преддверию философии (4).
Предфилософское сознание — это такой этап развития мифологического сознания, когда обнаруживается несоответствие развившегося содержания с его формой, т. е. происходит так называемая демифологизация, разрушение мифа. В это время внутри мифа и эпоса возникают элементы предфилософии. Предфилософию можно назвать переходной формой между мифологическим и философским мировоззрениями. Это, собственно, уже не мифология, но еще и не философия в собственном смысле этого слова. Содержательно элементы предфилософии выявляются в следующем: в космогонических идеях начинают возникать подходы к идее субстанционального первоначала, боги отодвигаются на задний план, ставится вопрос о роли человека, его назначении, отношение человека к богу, к природе. Предфилософское сознание отказывается от олицетворения природы, от иллюзорного мира и соответственно в нем сильнее звучат богоборческие мотивы. Боги теряют кровнородственные генетические связи. Информация, которая связывалась раньше с каким-либо богом, теперь связывается с человеком, он сам становится обладателем знаний нескольких богов: знаний об управлении обществом, о руководстве войсками, знаний технологии обработки земледелия, знаний, связанных со скотоводством. Один человек в эпосе знает столько, сколько раньше в мифе знали несколько “специализированных” богов.
В предфилософии заметна тенденция свести все многообразие к единому, превращение персонифицированных сил в отвлеченные представления типа Хаос, Порядок, Номос, т. е. эти абстрактные представления одновременно несут и онтологическую, и гносеологическую, и аксиологическую нагрузку. В предфилософии отношения между людьми и богами устанавливаются не через кровнородственные связи, а через силу, с позиций силы. Также мы замечаем, что в предфилософском мышлении человек занят практическим освоением мира, критическим анализом ситуаций. Как пишет Чанышев А. Н.: “Для предфилософского сознания раннеклассового общества характерны уже переходные формы между мифологическим мировоззрением и философским, своего рода предфилософия, которая выражается в сознательном отношении к мифологии, в попытках синтеза и систематизации мифологии, в вызревании отдельных абстрактных понятий и категорий, в растущем сомнении в истинности религиозно-мифологического мировоззрения. Однако эти переходные формы еще не приводят к принципиально новым логическим построениям, а имеют своим итогом чувство отчаяния, разочарования, пессимизма. Мы видим, что одновременно с появлением каких-то переходных форм между мифологией и философией появляется первое научное значение, вычленяющееся из иррациональной магической псевдопрактики” (5).
В мифо-эпическом сознании мы видим элементы рационалистического отношения к миру, преднауки, моральных сентенций на уровне обыденного сознания, т. е., как говорил Гегель, на этом этапе “народ начинает философствовать” (6). Все сказанное выше мы встречаем в “Нартах”. В сознании народа, нарты — это их героические предки, это воины, витязи. Эпос состоит из цикла сказаний о нартах: Сосрыква, Бадыноко, Ашамаз, Батараз, Тлапш, Малечипх, Шауэй, Даханага (в абхазском варианте Гунда-пщдза). Здесь один Тлапш — бог кузнечного и оружейного дела, остальные — простые смертные. Сосрыква, Бадыноко, Ашамаз, Батараз, Уазырмас — герои-мужчины. Сатаней, Малечипх, Даханага — женщины. Малечипх хитра и умна народной мудростью. К представителям “демоса” относятся Сосрыква, Батараз, Малечипх. К представителям “аристократии” — Бадыноко, Ашамаз, Даханага. Мать Уазырмаса — дочь богини рек Псыхогващи, а отец простой нарт. У Шауэй мать — великанша (айныж), а отец — простой нарт. Во всех циклах сказаний присутствует мать Сосрыква — Сатаней — мудрая вещая женщина. Часто упоминается и Насрен-ЖакIьа (Борода) — глава “Хасы” (собрания) нартов. Здесь присутствуют также отрицательные герои: Тотреш — вор и разбойник, его мать — ведьма-оборотень Бырымбух. Нарты постоянно воюют с великанами.
Нарты имеют множество богов. Тхашхо — верховный бог, чисто номинальный, божество без функций. Второй по важности бог Псатха — божество души и жизни, к нему обращаются в трудную минуту. Далее, по значению, однопорядковые боги: Тлапш — бог-кузнец, Мазитха — бог лесов, Тхаголедж — бог земледелия, Амыш — бог животных, Псыхогваща — богиня рек, Уашхо-мывашхо — бог неба, Пако — бог зла. Никаких родственных генетических связей между богами нет. Это показатель обмирщения эпоса. Боги больше понятия, чем деятельные существа.
После богов идут люди, а не великаны, хотя последние физически сильнее первых. Великаны не имеют никаких связей с богами, как это было бы в хтонических традиционных мифах, где рождаются кентавры и другие чудовища от богов. В “Нартах” этого нет (показатель того, что миф разрушается и что центр внимания перемещается с богов на людей). Структура мира по вертикали в сознании нартов такова: боги — люди (рядом же великаны) — животные — растения. Земля и мир круглые. В “Нартах” отсутствует картина становления мира. Становление земли и мира объясняется через становление и затвердевание “мыджэмыпцIэ” (7) вещества, наподобие студня, т. е. становление земли понимается как биологическое явление. Это остатки хтонической ступени мифологии. Земля по эпосу состоит из семи слоев. Центр Земли находится не на земле нартов, а в стороне. Такой подход говорит о том, что в эпосе мыслят себя в оппозиции с другими людьми и тем самым выделяют себя из мира других людей. Нарты соотносят и отождествляют себя с морем: “Хыр зи щапхъэ дэ нартхэм!”, т. е. море нам в пример, мы — море (8).
Сосрыква рожден из камня, оплодотворенного мужским семенем от пастуха Сос. У него все тело стальное, кроме колен, так как бог Тлапш при закаливании держал щипцами за колени. В эпоху освоения металла неудивительно, что он служит пищей некоторых великанов и даже младенцев нартов (Батараз). У Нарджьхоу усы стальные, Айнар-йжьи чинит разбитые головы. Тем не менее Сосрыква — обыкновенный человек. А необыкновенность его проявляется на поле брани и в соревнованиях. Нарты называют его “железногрудый”, “стальноглазый”, мать называет его “светом” — “Сосрыкъуэу си нэху” — “Сосрыко — мой свет”. А красавицу Даханаго нарты называют “счастьем”, “идеалом красоты”. Так что можно определенно сказать, что сравнение человека со светом, железом или человеческое имя Даханаго — красивая, голубоглазая — это, конечно, не фалесовское “все из воды”, но прежде, чем Фалес пришел к этому, были, наверное, мысли, соотносившие человека со светом, камнем, железом. Так что для Сосрыква можно сказать, что его “первокирпичик” сейчас — железо, а его архе — камень. Кроме Сосрыква и Даханаго среди нартов есть люди, имена которых тоже есть нарицательные свойства, т. е. не собственные, таковы “ЩхьэуфIыцIэ” — “Черные волосы”, “ХъабыжьчкIвыч” — маленький лысый человечек, олицетворение хитрости и ума. Малечипх — мудрая маленькая женщина, нарты называют ее “чайка”. В процессе многовековой эволюции слово вбирало в себя все оттенки многообразных явлений, т. е. многообразные единичные явления сводились к общему. Вначале это общее не было чистым понятием, но оно уже не отражало прямо предмет, а соотносило его с чем-то другим. В этом общем отражаются, кроме свойства предмета и свойства мышления, логика мышления, которая у древних людей не всегда соотносилась с логикой вещей. Это то, что мы теперь называем специфическими особенностями законов мышления, которые опосредованно связаны с действительностью. Сосрыква — железо, человек-железо — это кажется абсурдным, но таково мышление древних, которое еще знает чувственно осязаемый мир. Оно еще связано с конкретной чувственностью. Но уже началось противопоставление мышления этому миру. Абстрактное, т. е. не чувственное мышление начинается с появлением разделения труда. Если в мифе еще нет жесткого разделения труда, а скорее распределения труда, то в эпосе мы видим разделение труда между полами, начало классового расслоения.
По “Нартам” “совершенный нарт” (“нарт нэс”) тот, кто достиг определенного возраста, т. е. тот, у кого душа и тело соответствуют друг другу. Древние адыги считали, что человек не сразу становится тем, что он есть. Лишь с возрастом приходит соответствие души и тела. Только когда человек достигает расцвета (йанизаманыгIву), говорят об уме. Сердце есть орган души. Сердце мыслит. У зрелого практичного человека душа и сердце совпадают. Согласие души и головы достигается лишь у мудреца. И вообще душа у мужчины находится в горле. Эта кажущаяся странность связана с родом деятельности нартов. Нарты — воины, а самая незащищенная часть у воина — шея. Народная мысль неосознанно, подспудно интересуется соотношением материального и духовного в самом же человеке. Через понятие “душа” вводится своеобразная гносеология мифо-эпического сознания. Таким образом, в эпосе мы видим первую человеческую рефлексию о соотношении души и тела, ростки будущего противопоставления духовного и материального.
В эпосе мы видим истоки личностного самосознания человека. В период, когда появляется скотоводство, накапливается движимое имущество, идет постепенный процесс передела недвижимого иущества, постепенное разложение патриархальной семьи, в период, когда на первое место выдвигается человек — героический предок, легендарно-историческое лицо,— именно в это время начинается процесс постепенного противопоставления целей и интересов родового коллектива и отдельного человеческого индивидуума. Именно здесь мы можем отметить первые зачатки личностного начала. Основой всего этого явился переход от собирательского хозяйства к производящему. Всех героев эпоса можно разделить на два вида: на тех, кто добывает уже готовое (Сосрыква приносит нартам огонь, то же самое, например, Прометей у греков), и тех, кто изготавливает культурные объекты (в “Нартах” — Шашвы, Айнарйжьи, Сатаней — Тлапш). Раскрывая тайны природы, человек сам начинает создавать орудия труда. В эпосе не боги, а простые смертные создают орудия труда. Так, Сатаней, увидев, что бог Тлапш руками держит кусок раскаленного железа, решается помочь ему, а через бога — людям. Так она придумывает наковальню (квсыга, псыргла) и молоток (жьахIва). Сатаней, идя за водой, увидела двух змей, лежащих одна поперек другой. Она приглашает Тлапша и показывает ему, как надо делать клещи. Сатаней проткнула змей там, где они соприкасались. Змеи начали между собой драться. Когда голова одной змеи шла к голове другой, хвосты тоже самое проделывали. Таким образом, увиденные секреты природы, в преобразованном виде переходили в сознание, создавались орудия труда, в данном случае — клещи (10).
Здесь виден практический подход к миру, отказ от того, что дано самой природой, гомоморфное моделирование мира. Бог Тлапш получил свои знания не от другого бога, а от старика-нарта Дабеча и Сатаней. Боги становятся лишь учениками людей. Такого рода мышление, свобода духа раскрепощали человека, подводили к философскому стилю мышления. Разные этапы проходит развитие человека как субъекта мифологического сознания. Сосрыква — герой более ранний, герой этапа присвоения готового продукта. Айнар-йжьи, Шашв, Тлапш — более позднего этапа, для которого характерны не просто отношения присваивания, а отношения производящие, изготовление новых предметов. На заре эпохи металла типичный герой — кузнец. Кузница (жьира) — то место, где обсуждаются самые важные дела общины, священное место, где хранятся народные реликвии, где произносятся самые достоверные клятвы (квра). (До сих пор кузница считается тем местом, куда можно обращаться по разным хозяйственным делам и где должна быть оказана безвозмездная помощь. Это считается само собой разумеющимся).
И именно здесь, в кузне, рождается новое: новые орудия, новые предметы; вместе с тем кузница — место споров, место, где возникают новые суждения, новые представления, и, следовательно, место формирования народного логоса.
Кузнец — человек, который уже не связан с определенным родом. Если даже и принадлежит к определенному роду, то все равно он служит связующим звеном между родами. Кузня то место, где завязываются новые социальные отношения, не связанные с кровным родством. Человек может изготовить сам новый предмет. Он свободен, волен поступать по своему убеждению, он имеет выбор путей деятельности. Это состояние проявляется в дерзости по отношению к богам. Так, по “Нартам”, Сосрыква, вызванный на пир богов, нарушает их традиции и передает людям их напиток. “Обычаи таковы, как сам их сделаешь”, — рассуждают нарты, совершая свои дерзости. Сокрушая богов, нарты замечают: “Теперь боги пусть нам кланяются”.
Богоборчество есть форма проявления личностного начала, первая форма проявления личностного самосознания. Люди соперничают с богами как с внешней силой более могущественной, чем они сами, но равной им по своим практическим целям. (Так, у абхазов ацаны считают, что они вполне могут обходиться своими силами). За что был наказан Сизиф? За хитрость? Но хитрость не порок для эпического сознания (Хитры и Одиссей и Сосрыква). Он наказан за богоборчество. Личностное сознание возникает не сразу у всех индивидуумов, а у тех, кто имел для этого какие-то преимущества в физическом, умственном положении, в социальном плане (у греков, Прометей — титан, сын титана, Кассандра — дочь предводителя троянцев).
Сознание внутреннего превосходства приводит к богоборчеству. Таковы Прометей, Абрскил, Амирани, прикованный старец. Все это ведет к новому уровню в развитии человека. Но вместе с тем эпос осуждает и крайний индивидуализм, построенный на иллюзии полной отрешенности. Именно эгоизм явился причиной смерти Псабыда, который умирает потому, что никого не любил, даже Кайдух (11). Таков же миф и о Нарциссе.
Богоборчество есть начало личностного самосознания, канун анти-мифологического сознания. Оно есть также отражение начала социальных антагонизмов, богоборец — герой — выразитель чаяний становящегося народа. Героическая личность — не индивидуалист. Но, вместе с тем, подвиг и слава играют огромную роль. Состязание, походы за славой (хьызрацара — буквально: поход за именем) не есть ли осознание личностного начала? Да, в состязании в первую очередь называется название рода племени (уызуда?), имя отца (уызпуда?). Но вместе с тем звучит и имя героя. Недаром абазины говорят о таком: фырхъацIа — героический муж, йыхьыз дйырхIватI — заставил произносить свое имя. Кроме социальных характеристик разве нет в эпосе личностных характеристик? Сосрыква переживает, что нарты не принимают его в свою среду. Гектор переживает неудачу своего народа. Переживает Кассандра. Переживает о гибели своего мужа женщина-богатырь из нартов, которая отомстила айныжам за его гибель и вместе с ним легла в одну могилу (12). Разве это не показатель развития внутреннего духовного мира героев? Да, разумеется, личность еще не есть индивидуалист (индивидуализм резко отрицается в эпосе), но появление личностных черт у субъекта мифо-эпического сознания несомненно, хотя, разумеется, объектом сознания в основном были социальные качества человека: щедрость, гостеприимство, великодушие, мужество, храбрость, стойкость, верность, сдержанность, слава, честь. Но появляется показатель устойчивого отделения своего “я” от других “я” — “ухъа-схъа” — буквально: твоя голова — моя голова, или “каждый сам по себе”. Ухъа-схъа йамцIыцIт — каждый унес свою голову.
В “Нартах” видно также становление представлений о боге из земных условий. Так бог Пако первоначально был человеком, затем — богоподобным, и лишь позднее — богом. Предфилософское сознание посвоему из земных условий объясняет происхождение бога, т. е. чувственной абстракции от человека.
В “Нартах” мы встречаемся со счетом. Так, пастух Горгоныж, подсчитывая свои стада, производит в уме следующие математические операции: (13)
90 x 30 = 10 x 30 = 11 x 30 =
18 х 30 = 30 х 30 = и плюс сумма всех этих произведений.
Решение такого рода примеров — показатель высокой способности к отвлеченному мышлению, когда снимается качественная определенность вещи, и человека интересует лишь количество. В некотором роде это сведение единичных, неповторимых сущностей к одной сущности, нивелирование, выделение общего. Конечно, нарты, говоря о числе при счете, соотносят, описывая внешность животных. Например, 10 черных, 9 полосатых, 11 тупорылых и т. д. Но сама необходимость перемножать и складывать это в уме — одно из подтверждений, что нарты склонны к отвлеченному мышлению. Некоторые числа, правда, еще метафоры, присказки: 7,3,9,100. Но в практической жизни нартов эти присказки имеют мало значения, это лишь для афористичности, для украшения речи используется. В эпосе нет магии счастливых и несчастливых чисел.
Теперь мы можем проследить, откуда в эпосе знания. Обнаруживается такая линия: мудрец (знания у него из природы) — бог (узурпатор знаний) — человек, делающий орудие для другого человека. Это как бы схема трансляции знаний, а коммуникация идет от человека к человеку. Здесь мы видим, что человек одновременно совмещает в себе и ум мудреца, и физическую мощь бога. Богам вообще отказано в уме, у них нет инициативы, их лишь со стороны тревожат люди. Ацаны, например, считали себя воспитателями племянника по сестре бога или даже его сына и потому считали себя его молочными братьями (ахупха). Они считали, что превосходят бога по уму, и что он желает выведать у них уязвимые места. “Ахъахьы ажвгIванд — ацIахьы хIара. Анчва дызусуда?” — “Наверху небо — внизу мы. Кто такой бог?”,— говорили ацаны (14). Все эти богоборческие мотивы — один из элементов предфилософского сознания, когда человек недоволен, неудовлетворен простой отсылкой к богу по поводу того, откуда то или иное знание. Человек сам находит знание.
Эпос весь пронизан верой в разум человека, в его умственные возможности. Здесь говорится, что будущее за людьми, которые будут умнее нас: “Ркъару мачIызтIхIва гIамальла йкъазопI” — “Хоть и мало у них сил, зато богаты амалью”. Амаль — способ, средство, прием. Сосрыква устает потому, что он не ищет амаль, говорится в эпосе (“Амаль дгьащтамта дгIагситI”). Именно поисками амаль, нарастанием этих поисков отличается каждый этап в развитии человека в системе мифосознания. Решение той или иной задачи героем на каждом этапе отличается применением все больших умственных усилий и все меньше физических. Сосрыква побеждает айныж благодаря тому, что он хитрее и умнее его, несмотря на гигантские физические возможности второго. Далее, таких как Сосрыква побеждают маленькие люди, которые пришли после нартов. Эти люди, хотя и не имеют таких физических возможностей как нарты, зато имеют множество способов решать те или иные жизненные задачи. Так сон, который не смогла разгадать Айныж-Нана (1-е поколение мифологических героев), разгадывает Сатаней (2-е поколение), и она в своем рассказе о разгаданном сне восхищается последующим поколением (3-м поколением) (15).
В эпосе, зафиксировано величайшее уважение к слову, мысли, приравнивание силы разума, данной в паремиях, “потребительской стоимости”, материальной ценности. Недаром абазины говорят: “Ажва хвы амапI” — “Слово имеет цену”. Само слово “загадка”, к которой так часто прибегают эпические герои, а позднее сказочные, буквально переводится с абазинского языка “съедение села” — “кытча”. Неотгадавший загадку обязан был “дать” село загадавшему. Видимо, когда-то это “съедение” имело не только шуточно-ироническое, а вполне реальное значение.
Здесь зафиксирована также способность человека той эпохи к абстрагированию безотносительно к какой-либо конкретной действительности, имеется момент превращения единичного и особенного во всеобщее, начало философствования в широком смысле этого слова (Гегель), появление сентенций общего порядка, начало философем, которые суть выражение народной мудрости.
Отрицая традиции прошлого, народное сознание не отрицало мудрости старцев-софосов. Их знаниями, мудростью жили древние. Эпос приводит следующее описание того, как люди пришли к мысли о необходимости связи поколений. У нартов был суровый обычай: жестокая нужда, как говорит эпос, принуждала их сбрасывать своих немощных предков в пропасть. Один раз корзина, в которой сидел старик, зацепилась за корягу и повисла над пропастью. Сын спас своего отца вопреки обычаю и спрятал его. В тот год у нартов наступил голод и только благодаря советам старика они спаслись. С тех пор нарты решили отменить этот обычай. Здесь мы ясно видим ломку сознания, т. е. нарты отходят от обычаев, от традиций. Практическая сторона жизни (род может выжить лишь через знание мудреца) оказывается сильнее обычая. Знания стариков — секреты первобытного производства,— афоризмы, пословицы, отточенные многовековой мудростью — все это было предфилософией.
Таким образом, подводя итоги, мы можем констатировать, что у народов, вступивших в этап разложения рода и появления соседских общин, в процессе формирования народностей появляются элементы предфилософии в сознании. Предфилософское сознание — мифологическое сознание, в период демифологизации, когда оно обнаруживает несовпадение развившегося содержания с его формой, т. е. когда происходит разрушение мифа. Предфилософия — переходная форма между мифологическим и философским мировоззрениями. Это уже не мифология, но еще не философия, нет еще строгого категориального мышления, хотя и вычленяются некоторые абстрактные понятия.
Содержательно элементы предфилософии проявляются в следующем: в космогонических идеях начинают возникать подходы к идее субстанционального первоначала, боги начинают играть здесь все меньшую роль, ставится вопрос о роли человека, его назначении, отношении человека к богу, к природе. Предфилософское сознание отказывается от олицетворения природы, в нем сильны богоборческие мотивы.
В предфилософии заметна тенденция к сведению всего многообразия к единому, к превращению переонифицированных сил в отвлеченные представления типа Хаос, Порядок, Номос и т. д. Эти абстрактные представления несут одновременно онтологическую, аксиологическую и гносеологическую нагрузку. Здесь наблюдается также демифологизированный подход к противоположностям, возникающим из одной сущности.
В эпосе мы видим первую человеческую рефлексию о соотношении души и тела, ростки будущего противопоставления духовного и материального. У идеального эпического героя душа и тело должны соответствовать друг другу. Здесь мы видим истоки личностного самосознания человека. Именно здесь начинается процесс постепенного противопоставления целей и интересов коллектива и отдельного человеческого индивидуума, основой чего является переход от собирателвного хозяйства к производящему. Если мифологическое сознание до сих пор занималось вопросом: откуда (по словам Плеханова), то теперь на первое место выдвигается вопрос: из чего и каким образом сделали, т. е. вместо генетического начала теперь ведется поиск субстанционального начала. По этому признаку всех героев эпоса можно разделить на две группы: на тех, кто добывает уже готовое, и тех, кто изготовляет культурные объекты. Технология изготовления орудий передается из рук богов в руки человека. На заре эпохи металла типичный герой — кузнец, человек уже не связанный с определенным родом. Кузница — место формирования народного логоса, место, где завязываются новые социальные отношения. Человек сам может изготовить новый предмет. Он совершает выбор путей деятельности. Это состояние проявления в дерзости к богам. Богоборчество есть форма проявления личностного начала, осознание своего внутреннего превосходства. Это канун антимифологического мышления. Человек неудовлетворен, недоволен простой отсылкой к богу. Эпос пронизан верой в разум человека, в его умственные возможности: будущее за людьми, которые будут умнее нас. Новое становится в борьбе со старым — это первые преддиалектические формы мышления, диалектика обыденного сознания, которое ухватывает видимое из окружающей жизни социума. В эпосе зафиксировано появление моральных сентенций общего порядка, начало философем, как один из признаков предфилософского мышления.
Таким образом, идейный материал предфилософского сознания складывается в целостную систему воззрений на мир, на общество, на особенности мышления.