Россия как континентальная держава
Как Россия стала подлинно глобальной державой и почему не стоит этому радоваться
В декабре 2016 года я писал, что пора начать вспоминать президента Обаму как самого удобного и комфортного лидера Западного мира, с которым России приходилось иметь дело. Тогда мы еще не представляли, насколько «Трамп из избирательной кампании» окажется «Трампом–президентом», не дающим журналистам и недели без очередной сенсации и скандала. Надежд на него в Москве была масса, а мечтаний о «новом мире» еще больше. Всего восемь месяцев назад из Москвы либеральный Запад выглядел «уходящим в прошлое реликтом девяностых-нулевых», на смену которому должен был прийти новый Запад Трампа и Ле Пен. Но все надежды, что Запад поменяется изнутри и эти изменения нам понравятся, оказались настолько несостоятельными, что сейчас кажется забавным, что кто-то мог в это серьезно поверить.
Что такое «новый Запад»?
Начнем с приятного для Москвы — «единого Запада» нет, и вряд ли он сложится в ближайшее время. Конечно, это всего лишь утешение на фоне не реализовавшейся идеи Европы правых антилиберальных партий, лидеры которых были бы готовы приезжать в Москву и без вопросов поставлять турбины в Крым. Запад в том контексте, в котором мы привыкли его представлять, сейчас распался на три части: США, Западную Европу и Центрально-Восточную Европу. И это еще очень большое допущение. Оставляя вопрос санкций за скобками, начнем с США.
Во-первых, нужно сразу забыть о предвыборной риторике Трампа и его сторонников: те решения, которые начинают воплощаться в реальность сейчас, это не часть какой-то большой стратегии, а комбинация эмоций и представлений о мире Трампа, реакции на них американского истеблишмента и внешнеполитической колеи, оставшейся от предыдущих администраций. Трамп, вопреки своим обещаниям заняться исключительно внутренней политикой, делает немало для пересмотра стратегии Обамы — ухода от политики «лидерства из-за спины» и многостороннего дипломатического урегулирования мировых конфликтов. Заявления Трампа о Северной Корее и Венесуэле, а именно о возможности применения силы (скорее всего, скоро сюда добавится и Иран) — это возврат к бушевской по духу доктрине «американского полицейского». Пусть Трамп мотивирует свои заявления и не заботой о «демократии», суть остается той же — США вновь начинают задавать повестку дня, и выглядит она сейчас крайне взрывоопасной. Более того, концепция мультиполярности, которую активно продвигала Москва и которой по факту мало что мог противопоставить Обама, при Трампе мало реализуема, ибо не вписывается в представление администрации Трампа о роли и образе США в мире.
Трамп разделил Запад на тех, кто ему рад (как, например, Польша), и тех, кто серьезно опасается за будущее либеральной демократии в мире (Франция, Германия и добрая половина стран ЕС). Со стороны может выглядеть, что Запад находится в кризисе, а Трамп все дальше отдаляет ЕС от США. Но стоит взглянуть на пропасть, возникшую между США и Россией, чтобы понять, что расстояние от Вашингтона до Парижа или Берлина в разы меньше, чем от Вашингтона до Москвы или Москвы до Берлина. Более того, Трамп заставил Западную Европу проснуться от «постполитического» сна и снова бороться за идеалы.
Провалившаяся революция «правых сил» в Западной Европе, приход Макрона во Франции, невозможность прихода радикалов в Германии гарантируют новый импульс в политике Старого Света. Меркель, четко подметившая, что на США при Трампе нельзя положиться, лучше всего описала ту повестку, с которой Западная Европа встретит конец 2010-х. Роль Берлина и Парижа будет возрастать не только в рамках европейского континента, но и в решении глобальных вопросов. Без активного участия США защита либеральных ценностей целиком и полностью ложится на плечи стран, составляющих костяк ЕС. Тут нельзя не вспомнить про Великобританию, которая, как ленивый кот, встала в дверях и уже второй год не может решить, куда ей идти. Не стоит исключать, что Лондон в итоге никуда и не уйдет — как очень часто бывает в случае европейских демократий, найдется сложный компромисс, который только усилит европейское пространство.
Остается Центрально-Восточная Европа, которая, пожалуй, изменилась больше других за последние несколько лет. Начиная с Венгрии, а теперь на порядок активнее в Польше, страны ЦВЕ уходят от традиционных канонов либеральной демократии, водворяя на знамя национальное видение политического и социального будущего региона. Новые версии «особенной демократии», строящиеся прямо как по методичке Владислава Суркова, все больше и больше отдаляют ЦВЕ от Брюсселя. Европейский Союз пока же еще не разобрался, как бороться с таким девиантным поведением, но точка кипения уже не за горами. Очень важно здесь отметить, что как бы венгры с поляками ни хотели сделать свои национальные государства сувереннее, их готовность поставить на кон членство в ЕС пока крайне низка.
Авторитарная волна, которая в той или иной мере трясет весь Запад последние несколько лет, пробудила политику в чистом виде: гражданскую активность и интерес к политическим процессам. То, что, казалось, уже забыто в сытой Европе, вернулось на повестку и гарантирует интересное время трансформации, которая на выходе приведет к обновленной версии ЕС, более современной и функциональной.
Экономика не-Единого Запада
Трамп утопил идею подлинно единого экономического пространства Запада: Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство (ТТИП) уходит в стол под лозунги экономического эгоизма. Не то чтобы это серьезно ударило по перспективам экономического роста в странах Европы и США, но приоритет национальных интересов а-ля Трамп над концепцией большей экономической взаимозависимости гарантирует появление новых интересных вопросов на повестки взаимоотношений США и Европы. Чего только стоят нападки Трампа на Германию.
Безусловно, большая перспектива остается у поставок сжиженного газа из США в Европы, что в особенности важно для ЦВЕ, но проблему объемов и дороговизны пока решить не удается, что, в свою очередь, гарантирует, что скорых результатов, влияющих на экономическую динамику в регионе, ждать не приходится.
Опять же, как и все другие заявления Трампа во время предвыборной гонки, его экономическая программа сильно корректируется в соответствии с действительностью, что не может не сказаться на наиболее радикальных заявлениях. Поэтому все же ждать выгодных для России изменений по этому направлению не стоит. Несмотря на желаемое, экономическая роль России гораздо меньше ее политических амбиций и почти не выходит за рамки нефтегазовых рычагов влияния.
Роль Москвы
Неважно, насколько страхи о России соответствуют объективной реальности, возможностям России или ее планам. Россия долго добивалась того, чтобы ее уважали, а еще лучше — любили. С любовью пока уж точно не получается. Все по Макиавелли — «если уж приходится выбирать, то надежнее выбрать страх». Никто сегодня уже не спорит: глобальная ли держава Россия или региональная. Ее влияние на повестку Запада настолько грандиозно, что не признать глобальность России сегодня невозможно. Правда, есть одно большое но — плата за эту глобальность слишком высока. И, конечно же, в лучших традициях России, платить придется всем россиянам.
Пожалуй, сегодня, как никогда ранее, самое время обсудить, что важнее для самих россиян: быть «главной угрозой западных демократий» или успешной региональной державой? Запрет на поставки турбин Siemens или новые инвестиции в развитие Сибири и Дальнего Востока? Обновленный бюджет НАТО или совместная борьба с терроризмом? Каким бы ни был ответ россиян, пока выбирать все же не приходится, выбор уже сделан, и жить с ним придется как минимум до 2024 года. Но меняться никогда не поздно.
Почему Америка вновь не станет морской сверхдержавой
Без раскачки военно-морской аналитик Джерри Хендрикс берет быка за рога
Атомный авианосец Theodore Roosevelt, на котором служил Джерри Хендрикс в 90-е годы прошлого века, и сейчас демонстрирует американскую силу в дальних морях.
«Для того, чтобы сохранить свои лидирующие позиции в мире, Соединенные Штаты должны принять сознательное решение вернуться к статусу морской супердержавы, – такими словами он открывает статью, опубликованную американским изданием консервативного толка National Review. – США необходимо признать, что у них больше нет ни средств, ни стратегической готовности к тому, чтобы продолжать свои попытки быть «всем для всех народов мира».
Сегодня в американских средствах массовой информации, в выступлениях политических и военных деятелей Соединенных Штатов часто можно встретить тезис о необходимости укрепления ВМС США. Тут, как говорится, ничего нового. А вот с признаниями того, что сегодня у США «больше нет ни средств, ни стратегической готовности» управлять всеми делами в мире, приходится сталкиваться нечасто, особенно когда они звучат из стана консерваторов.
Расскажем о самом Джерри Хендриксе. Он стоит того. Его точное имя Генри, но по традиции, принятой в ВМС США, за ним закрепилось уменьшительно-ласкательное Джерри. Родившийся в штате Индиана, то есть в американской глубинке, в 1966 г., он окончил местный университет Пердью, где получил степень бакалавра в области политических наук. И пошел служить на флот, точнее в морскую авиацию. После года обучения управления самолетами Хендрикс оказался в эскадрилье VP-10 патрульных самолетов P-3C Orion, развернутых на базах средиземноморских государств, в районе Красного моря, а затем в Северной Атлантике и в Карибском бассейне. Начало службы Хендрикса пришлось на пик «холодной войны», когда ВМС США и ВМФ СССР жестко противостояли друг другу практически на всей акватории Мирового океана. Потом наступил спад напряженности. Джерри оказался на борту атомного авианосца Theodore Roosevelt (CVN-71), действовавшем в Средиземном море и в Персидском заливе. Офицер отвечал за обеспечение полетов. Позже он написал книгу «Военно-морская дипломатия Теодора Рузвельта» (Theodore Roosevelt’s Naval Diplomacy). Это не мемуары о службе на авианосце, а работа по философии и становлению американской военно-морской мощи, хотя и явно навеянная авианосной биографией автора.
Тут уместно заметить, что Джерри Хендрикс не только служил на флоте, но и усердно учился. Он получил степень магистра в сфере национальной безопасности в престижнейшем Гарвардском университете, а затем защитил докторскую степень в области военных исследований в британском Королевском колледже.
Такого ценного кадра, имеющего опыт службы и обладающего богатым багажом знаний, не могли не заметить в Пентагоне. Хендрикс работал в аппарате начальника военно-морских операций, то есть главкома ВМС, и министра ВМС США. Закончил он службу в 2014 г. в звании кэптена, то есть капитана 2-го ранга по-нашему, в должности директора Командования военно-морской истории и наследия.
Очевидно Хендриксу надоело глотать архивную пыль и перебирать музейные ценности. Он устремил свои силы и знания на гражданское поприще, впрочем, без отрыва от военной и военно-морской деятельности. Тем паче Вашингтон предоставляет здесь самые широкие возможности. Отставной кэптен поступил на работу в Центр новой американской безопасности – негосударственной организации, где он был старшим научным сотрудником и директором оборонных программ. Потом стал вице-президентом консалтинговой фирмы Telemus Group, специализирующейся на военных вопросах.
В Вашингтоне Хендрикса, что называется, заметили. Его приглашают в качестве эксперта на Капитолийский холм на слушания по оборонным проблемам. Он – автор таких известных изданий, как Foreign Policy, National Interest, Fox News, New York Observer, Japan Times, Politico и ряда других. В прошлом году увидел свет его трактат «Обеспечивать и поддерживать ВМС: почему военно-морское первенство является первой и лучшей стратегией Америки» (To Provide and Maintain a Navy: Why Naval Primacy is America’s First, Best Strategy), который получил высокую оценку в военных кругах США. Основные позиции этого труда нашли отражение и дальнейшее развитие в статье, опубликованной в National Review.
Когда «остров» ушел из-под ног
«На данном этапе своей истории наша нация должна еще раз тщательно осмыслить свое уникальное геостратегическое положение в северной, богатой ресурсами части Западного полушария, отделенной от превратностей евразийского континента двумя огромными океанами», – пишет Хендрикс. И далее указывает: – Страна должна взять на себя обязательство, как это изначально делали ее основатели, в полной мере воспользоваться своим географическим положением и реализовать всеобъемлющую внешнеполитическую, экономическую и военную стратегию, которая должна быть сосредоточена в первую очередь на обеспечении безопасности и стабилизации четырех великих глобальных общих достояний человечества – морей, атмосферы, космоса и киберпространства – как средств сохранения выдающегося положения страны при условии ее отказа от обременительных и слишком отвлекающих иностранных обязательств по военным действиям на суше».
Тут мы, с одной стороны, видим новую версию давней американской геополитической концепции «острова», а с другой – наблюдаем попытку возрождения популярной за океаном вплоть до начала Второй мировой войны политики изоляционизма, которая предусматривала невмешательство США в конфликты вне американского континента. Но поскольку Хендрикс говорит о четырех великих глобальных общих достояний человечества – морях, атмосфере, космосе и киберпространстве, где все-таки предусматривается американское доминирование, – то речь идет уже скорее о неоизоляционизме.
Концепция «острова» гласит, что Соединенные Штаты – государство, отделенное от других частей света большими океанскими пространствами, своего рода «рвами», заполненными глубокой водой, что позволяет США в случае надобности изолироваться от остального мира, особенно в периоды войн и конфликтов. До поры до времени эта концепция работала. Даже участвуя в двух мировых войнах, благодаря океанам, США уберегли свою территорию от разрушений и гибели гражданского населения. Лишь внезапная авианосная атака японцев на Перл-Харбор явилась единственным исключением.
Но после Второй мировой войны ситуация стала меняться. Теория «острова» оказалась несостоятельной. Можно даже назвать точную дату ее крушения. 4 октября 1957 г. в Советском Союзе на орбиту был запущен первый в мире искусственный спутник Земли, то есть СССР продемонстрировал возможность наносить ракетно-ядерные удары по территории Соединенных Штатов. А океаны из глубоких рвов, защищавших Америку, превратились в скрытные позиции подводных лодок для атак по США.
Уже в конце 1957 г. на Северном флоте была сформирована 140-я отдельная бригада подводных лодок – первое соединение подводных ракетоносцев под командованием капитана 1-го ранга Сергея Хомчика. В нее входили четыре субмарины проекта АВ611 (Zulu V – по классификации НАТО), созданных на базе больших дизель-электрических подводных лодок проекта 611. Они-то с 1958 г. первыми начали патрулирование у берегов Америки.
И тем не менее появление лодок 140-й отдельной бригады вызвало в Соединенных Штатах состояние, близкое к панике. В 1958 г. директор ЦРУ Ален Даллес подготовил для президента США и американского Конгресса секретный доклад, в котором говорилось, что к восточному побережью Соединенных Штатов наведываются русские субмарины, «способные внезапной атакой уничтожить 1600 кв. миль (4144 км2) территории в индустриальных районах страны». Конгрессмен Карл Дархем заявил корреспонденту агентства Associated Press, что у американских берегов шныряют 184 советские подводные лодки. У страха глаза велики! Ведь «остров» начал уходить из-под ног.
Второй раунд советского подводного нашествия случился осенью 1962 г., когда во время Карибского кризиса к берегам США подошли шесть советских субмарин 641 и 611 проектов, оснащенные торпедами с ядерными зарядами РДС-9, мощностью около 20 кт (о наличии этих торпед американцы, правда, не догадывались).
Весь Атлантический флот США был по приказу президента Джона Кеннеди поставлен на уши. Благодаря огромным усилиям, превосходстве в количестве военной техники, задействованной на море и в воздухе, американцам удалось заставить всплыть на поверхность три советские подлодки, две из которых после зарядки аккумуляторов погрузились и ушли от преследования. Одной субмарине во время большой американской «охоты» удалось оторваться от противолодочных сил ВМС США. А еще две лодки оказались вообще не обнаруженными.
Казалось бы, кубинский поход для советских подводников сложился не очень ладно. Но североморцы под командованием адмирала Владимира Касатонова изучили промахи и ошибки, а также безусловные достижения Кубинского похода. Глубокому анализу были подвергнуты противолодочные действия ВМС США. И уже в 1963 г. к берегам Соединенных Штатов был отправлен целый отряд дизель-электрических подводных лодок: трех проекта 611 и одной ракетной К-153 – ДЭПЛ проекта 629 под командованием капитана 2-го ранга Владимира Лебедько. Эта субмарина несла три баллистические ракеты Р-13 мегатонного класса с дальностью стрельбы до 600 км.
Эти БРПЛ были нацелены на Вашингтон и его окрестности, где располагались важные военные объекты. В свою очередь, торпедные ДЭПЛ были призваны вести разведку и отвлекать на себя внимание от К-153.
С той поры было положено начало регулярным боевым службам советских подлодок у берегов США. «Остров» перестал существовать.
Современные российские РПКСН обладают несравненно большими возможностями по сравнению с дизельными ракетоносцами конца 50-х – начала 60-х годов. Например, подводные крейсера стратегического назначения проекта 955А за рубежом окрестили «самыми смертоносными субмаринами в мире». По мнению западных экспертов, суммарный залп только РПКСН проектов 667БДРМ и 955/955А способен уничтожить Соединенные Штаты. Сокрушительные удары крылатыми ракетами «Калибр-ПЛ» и в перспективе гиперзвуковыми «Циркон» по бывшему «острову» могут наноситься российскими многоцелевыми атомными и дизель-электрическими подводными лодками. Близка к реализации идея академика Андрея Сахарова о создании сверхбольшой торпеды Т-15 с ядерным зарядом большой мощности. Сейчас проходят испытания скоростного самоходного подводного аппарата «Посейдон» с ядерной силовой установкой и ядерным зарядом чудовищной мощности. Подобные «дроны» можно использовать не только для атаки на корабли противника, но и на его берега, где расположены военные объекты и центры управления.
«Морские» и «континентальные»
Джерри Хендрикс пытается разделить страны на морские и континентальные. Это тоже не новая идея. По его словам, древние государства Тир и Карфаген, потом Венеция и Великобритания – «одни из немногих малых и средних государств, которые достигли великого могущества благодаря мудрому осуществлению стратегии морской державы». А уж Соединенные Штаты и вовсе «были созданы как морская держава». Действительно, все эти страны, занимавшиеся торговлей, были тесно связаны с морем. США конечно же никакой «державой» в пору своего создания не были, не обладали регулярным флотом, но были очень зависимы от экспорта-импорта, говоря современным языком, с Европой.
Континентальные державы, по Хендриксу, сосредоточиваются «на наземных стратегиях контроля территорий и ресурсов». В их числе называются Персия, Рим, Китай и Россия – все великие империи. «Очень важно понимать, что континентальная держава может использовать морскую мощь, – подчеркивает доктор в области военных исследований, – как это делали наполеоновская Франция и Советский Союз, не становясь «морскими державами», потому что их стратегические цели оставались континентальными».
Персия и Рим, безусловно, были морскими державами. Достаточно вспомнить Mare Nostrum («Наше море»), как именовали Средиземное море древние римляне. Без господства на нем они просто не могли бы создать свою великую империю. Нельзя не вспомнить о набегах на ладьях дружин князя Олега к стенам Царьграда, когда древнерусская государственность еще только складывалась. Наконец, великий китайский мореплаватель адмирал Чжэн Хэ (1371-1435) задолго до Колумба открыл Америку и на своих огромных для того времени кораблях обошел Индийский и Тихий океаны. Все эти морские рейды были нацелены не столько на захват территорий, сколько на развитие торговли.
Как указывает Хендрикс, сегодня около 80% мировой торговли по объему и 70% по стоимости перемещается по морю. Кроме того, около 95% данных в мировой экономике передаются между континентами по подводным кабелям, а всевозрастающая доля бурения и добыча энергоресурсов и сырьевых ресурсов осуществляется со дна океанов. Но это не значит, что Мировой океан должен принадлежать Соединенным Штатам. А ведь Хендрикс пишет, что «американцы всегда инстинктивно понимали существо экономики, связанной с теорией свободного моря, которая позволяет сырьевым ресурсам и готовой продукции массово перемещаться на кораблях».
Не знаем насчет «инстинктивности», но сегодня американцы под предлогом «свободы навигации» навязывают свои правила мореплавания. Однако сами Соединенные Штаты редко давали примеры такой «свободы». Во время войны за независимость (1775-1783) американские корабли нещадно нападали на суда британских купцов. Они фактически активно занимались пиратством и во время Англо-американской войны (1812-1815).
Испано-американская война 1898 года велась под знаменем свободы. Однако привела к фактической американской колонизации Филиппин и Кубы. И победу в ней США одержали лишь благодаря наличию более сильного и более современного флота, нежели у Мадрида.
Нельзя забыть о морской блокаде Кубы 1962 года, которая, разумеется, не имела ничего общего со «свободой навигации».
Пожалуй, единственными примерами отстаивания «свободного моря» в американской истории стали две Берберийские войны начала ХIХ века. И то в них США прежде всего преследовали свои собственные интересы. Им просто деваться было некуда. Полунезависимые от Османской империи североафриканские государства (Алжир, Тунис и Триполитания) нещадно грабили североамериканские торговые суда даже тогда, когда им выплачивался щедрый выкуп. В конце XVIII века сумма дани берберийским пиратам составляла до 20% национального дохода Соединенных Штатов, но и это не останавливало «джентльменов удачи» Варварского берега. В отличие от европейских государств, имевших в Средиземном море сильные флоты, которые сдерживали пиратов, США военно-морскими силами там не обладали. Поэтому президент Томас Джефферсон направил в далекое море военные корабли. Первая Берберийская война (1801-1805) – кстати, первая война США за рубежом, которая велась под девизом «Миллионы на защиту, но ни цента на выкуп», – после ряда боевых действий на море и на суше завершилась подписанием договора с триполитанским пашой о прекращении боевых действий.
Во время эпохи наполеоновских войн североафриканские государства перестали соблюдать договоренности. В 1816 г. американская эскадра девять часов бомбардировала Алжир, тем самым серьезно ослабив силы берберийских пиратов, которые пошли на попятный.
Хендрикс сетует, что «экспансия страны на запад в XIX веке, а затем и вильсоновские решения о заключении иностранных союзов и вступление в мировые войны в Европе и Азии в XX веке породили в американском стратегическом мировоззрении сдвиг от морской державы к традиционному континентализму». Именно благодаря такому «смещению», Соединенные Штаты и стали великой империалистической державой ХХ века. Но время всяких империй имеет свои границы. Косвенно это констатирует и Хендрикс: «Из-за двух глобальных кампаний войн с терроризмом страна теперь оказывается и стратегически, и экономически истощенной, в то время как Россия и, что более важно, Китай становятся все более сильными державами». Но истощение наступило не из-за войн с терроризмом, а потому что Вашингтон взял на себя непосильные обязательства править миром.
Честно говоря, многие пассажи Хендрикса, руководившего Командованием военно-морской истории и наследия, свидетельствуют о весьма слабом знании им этой самой истории. Например, Соединенные Штаты впервые продемонстрировали свою военно-морскую мощь во время Испано-американской войны, которая случилась много позже «экспансии страны на запад», то есть к Тихому океану, в XIX веке. А вильсоновские решения, под которыми, надо полагать, подразумеваются «Четверной тихоокеанский трактат» о взаимном уважении прав на острова и островные владения в Тихом океане, Договор девяти держав о гарантиях территориальной целостности Китая, по сути дела закреплявший полуколониальный статус этой страны, и наконец Вашингтонское морское соглашение 1922 года, уравнявшее США с Великобританией по мощи ВМС, были выгодны исключительно Соединенным Штатам.
Крушение американского миропорядка
Но не будем придираться. Это заняло бы много времени и места. По утверждению Хендрикса, Китай и Россия «решили активно конкурировать с нами, развертывая новые поколения продвинутых авианосцев, крейсеров, эсминцев и смертоносных бесшумных и быстроходных атомных подводных лодок». Да, такой процесс наблюдается, и является он следствием американского засилья в морях и океанах, которое стало препятствовать глобализации мировых экономических процессов.
Вице-президент Telemus Group с ностальгией вспоминает те времена, когда «все океанические войны и инциденты с пиратством внезапно прекратились в 1945 году, когда Военно-морские Силы Соединенных Штатов вышли из Второй мировой войны с флотом из более чем 6000 кораблей – той подавляющей силой, которую трудно себе вообразить. Под прикрытием этого флота и обеспечиваемой им безопасности Соединенные Штаты оказались в уникальном положении, чтобы менять мир на основе своего мировоззрения». Действительно, после Второй мировой войны экономическая и политическая экспансия США в мире поддерживалась американским флотом.
Ныне же, признает Джерри Хендрикс, «американский флот, численность которого резко упала с 6000 кораблей в 1945 году до постыдного количества в 296 готовых к развертыванию боевых кораблей сегодня, из-за ряда неправильных решений… больше не является достаточно большим, чтобы постоянно защищать интересы США по всему миру». И далее: «Если Китай в Южно-Китайском море или Россия в Арктике успешно создадут, а затем смогут сохранять исключения из концепции свободного моря и практически осуществить здесь свою локальную сферу влияния, это кардинально подорвет весь возглавляемый Америкой миропорядок, принесет на планету нестабильность и, несомненно, приведет к разрушительной и дорогостоящей войне».
Что же делать? По твердому убеждению Хендрикса, необходимо поставить военно-морскую мощь на первое место в американской национальной стратегии, уменьшить американские континенталистские обязательства во всем мире и сосредоточить внимание на преимущественном инвестировании в морскую коммерческую торговлю и военно-морскую стратегию. Нечто подобное хотел предпринять предпоследний министр обороны трамповской администрации Марк Эспер. Он собирался резко увеличить ассигнования на военно-морское строительство за счет урезания финансирования ВВС и армии. Но быстро был отправлен в отставку.
Одними деньгами ситуацию не выправишь. Как признает Хендрикс, «сегодня Китай, крупнейшая судостроительная страна в мире, имеет более 1200 верфей, одна из которых производит больше тоннажа в год, чем все судостроение США». За первые пять месяцев этого года судостроительная промышленность КНР передала ВМС НОАК атомную подводную лодку стратегического назначения типа 094А, два эсминца типа 055, которые в США классифицируются как крейсера, четыре эсминца типа 052DL, шесть корветов типа 056А, головной универсальный десантный корабль типа 075, три тральщика-искателя мин типа 082II. Это без учета вспомогательных судов и плавсредств базового обеспечения.
Совсем другая картина в Соединенных Штатах. Американский судпром поставил флоту один эсминец типа Arleigh Burke и два литоральных боевых корабля типа Independence.
Пока ВМС США опережают ВМС НОАК по количеству атомных подводных лодок и больших надводных кораблей. Но при нынешних темпах кораблестроения в КНР нетрудно догадаться, в чью пользу обернется гонка морских вооружений двух держав.
Нет никаких сомнений, что китайские темпы военного кораблестроения возьмут верх над галопирующим ростом цен в американском.
И еще. Чтобы Америке вновь стать великой морской сверхдержавой, требуется единство и целеустремленность нации. Но сейчас происходит нечто противоположное. Общественное сознание Соединенных Штатов расколото, и противоречия внутри страны только усугубляются. При таких обстоятельствах о морской сверхдержавности можно только мечтать.