Создатель палеонтологии как науки
Глава 13 Возникновение палеонтологии
Палеонтология как самостоятельная наука возникла на рубеже XVIII и XIX вв. Ее основателем был Ж. Кювье.
Свои исследования по ископаемым животным он сознательно начал с крупных млекопитающих потому, что современные их виды были относительно хорошо известны и, как полагал Кювье, имелось больше средств убедиться, принадлежат ли ископаемые кости одному из живущих или к исчезнувшему виду.
Первым в серии вымерших видов, открытых Кювье, был мамонт. Изучение мамонта началось задолго до Кювье. По инициативе известного государственного деятеля В.Н. Татищева в 1720 г. Петр I издал указ о поисках в Сибири полного скелета или хотя бы черепа мамонта. В результате в Петербург поступило несколько черепов и много других костей древнего животного. После сопоставления с костями слона петербургские академики в 1728 г. пришли к выводу, что мамонт — слон. Один из черепов в 1724 г. в Иркутске видел и зарисовал Д. Мессершмидт, отметив некоторые его особенности. Этот рисунок был опубликован в 1733 г. в Англии и очень пригодился Кювье.
О мамонте как особом, вымершем виде, отличающемся от живущих ныне слонов, особенно в строении коренных зубов, Кювье сообщил в специальном докладе в январе 1796 г. в Парижском институте (Французская Академия наук). С этим открытием палеонтология обрела свой предмет. С него началось документальное изучение истории органического мира. Оно было первым сильным ударом по теории вечности видов.
По подсчетам Кювье, им было определено и описано более 150 видов. Из них более 90 принадлежат к новым видам, а 60 к новым родам. Четверть видов относится к яйцекладущим, а все остальные к млекопитающим, большей частью копытным нежвачный. Из слоев вторичной (мезозойской) эры, бывшей временем господства пресмыкающихся, он описал гигантского хищного ящера — мегалозавра, плавающих ящеров — ихтиозавра, плезиозавра и мезозавра, летающего ящера — птеродактиля. В третичных слоях Кювье открыл и описал группу новых родов, которые, по его словам, приближаются к тапирам, носорогам и верблюдам. Среди них наиболее известны палеотерий и антракотерий. Из слоев более позднего времени им описаны: новый вид морских млекопитающих, близких к кашалоту — цифиус, новый род хоботных — мастодонт, ряд видов носорогов, оленей, медведей, новый род неполнозубых — мегатерий, гигантский наземный ленивец-мегалоникс.
При описании ископаемых животных Кювье применял те законы, которые он установил в сравнительной анатомии. Исходя из закона соподчинения (корреляции) органов и соотношения функций, он по разрозненным частям скелета воссоздавал облик вымерших форм, выяснял положение их в системе животного мира, определял образ жизни.
Сам Кювье не выделял изучение ископаемых в особую науку. Он описывал их вместе с современными животными. Термин «палеонтология» появился впервые в начале 20-х годов XIX в. Но именно Кювье был подливным основателем палеонтологии, ибо именно он показал первостепенное значение следов былой жизни для исторической геологии, без которых она была невозможна, и применил к исследованию ископаемых самые совершенные для своего времени методы биологического исследования.
Труды Кювье служили образцом для исследователей ископаемых позвоночных животных. Большое значение имело пятитомное «Исследование об ископаемых рыбах» (1833–1843) Л. Агассиса. Основателем палеонтологии беспозвоночных справедливо считается Ламарк. В его семитомном труде «Естественная история беспозвоночных животных» (1815–1822) была дана сводка и по ископаемым, которые рассмотрены в общей системе с современными. Задачу описания ископаемых и в первую очередь моллюсков осуществили в Англии отец и сын Соверби, в Италии — Брокки, в Германии — Гольдфус и Мюнстер. Во Франции над полной сводкой по ископаемым беспозвоночным под названием «Палеонтология Франции» многие годы трудился д’Орбиньи. Большую работу по описанию и сравнению ископаемых растений с современными проделали К. Штернберг в Чехии и А. Броньяр во Франции. Ими была установлена последовательность в появлении основных групп растительного мира, заложены основы классификации ископаемых растений. Броньяр вместе с Кювье составили «Геологическое описание окрестностей Парижа» (1811), в котором осуществлено разделение третичных слоев палеонтологическим методом.
Для развития палеозоологии и палеоботаники в России в первой половине XIX в. много сделали Г.И. Фишер, X.И. Пандер, С.С. Куторга, Э.И. Эйхвальд, Я.Г. Зембницкий, К.Е. Мерклин, и, особенно К.Ф. Рулье.
Кювье был противником идеи эволюции. Смену фаун, запечатленную геологической летописью, он объяснял катастрофами.
Прошлое, по его мнению, принципиально отличается от настоящего: «нить событий прервалась, ход природы изменился». В прошлом действовали и совершали перевороты иные, более мощные, чем сейчас, силы. Перевороты происходили внезапно и состояли в катастрофических наводнениях и осушениях, обусловленных движениями материков и морского дна с разрывами и опрокидыванием слоев. «Бесчисленные живые существа становились жертвой катастроф»[96]. При последней катастрофе, оставившей валунные наносы, крупные четвероногие погибли, окутанные льдом. Их замороженные трупы находят и сейчас в Сибири. Кювье игнорировал тот факт, что труп мамонта, открытый в 1799 г. и подробно исследованный в 1806 г. экспедицией Петербургской Академии наук во главе с Адамсом, имел длинную шерсть и другие признаки обитания в холодном климате.
После очередной катастрофы наступало временное затишье, и материки, освободившиеся от морского покрова, заселялись новой фауной, приходившей «из других мест». Кювье считал, что «мы находимся теперь, по крайней мере, среди четвертого последовательного ряда поколений наземных животных»[97]. Между старой и новой фаунами нет никакой преемственной связи. Виды в прошлом были так же постоянны, как и ныне. Никаких переходных форм между старыми и новыми формами не обнаруживается, да и катастрофа, губившая старые виды, «не оставила им времени для изменения».
Теория катастроф Кювье не была оригинальной. Он заимствовал из восточных космогоний и некоторых философских систем идею о чередовании эпох разрушения и создания. Ею пользовались и некоторые предшественники Кювье, например Ш. Бонне. Теория Кювье во многом соответствовала и геологической концепции нептунистов, изображавших прошлые геологические процессы принципиально иными, чем нынешние. Всю историю Земли Кювье укладывал, согласно со Священным Писанием, в 7000 лет; последней катастрофой считал библейский потоп. Если Кювье воздерживался говорить о повторных актах творения, допуская, что морские животные могли пережить катастрофу, то его ученики и последователи вынуждены были признать многократность творческих актов. Так, д’Орбиньи в своем «Элементарном курсе палеонтологии и стратиграфической геологии» (1849–1852) писал: «Двадцать семь раз отдельные акты творения последовательно заселяли всю Землю новыми растениями и животными вслед за каждым геологическим переворотом, который уничтожал все живое в природе»[98].
Такого взгляда сознательно или бессознательно придерживались многие палеонтологи — стратиграфы, работавшие в первой половине XIX в. над палеонтологическим обоснованием разделения слоев. Все их стремления были направлены на то, чтобы выделяемые ими стратиграфические подразделения обладали своими специфическими видами, которых нет в подстилающих и покрывающих слоях. В середине века было известно уже свыше 18 000 видов ископаемых беспозвоночных животных. Их д’Орбиньи разделял между 27 геологическими ярусами. Вот почему ему потребовалось 27 творческих актов. Теория катастроф в известной мере способствовала выработке четких стратиграфических подразделений летописи Земли.
К началу 40-х годов труды многих геологов и палеонтологов по классификации слоев на основе палеонтологического метода завершились разработкой геологической хронологии. Сделано это было столь основательно, что выработанные тогда крупные подразделения слоев и времени без существенных изменений сохранились в хронологии современной геологии.
Планетарное значение геологической хронологии, стратиграфическим эталоном которой были геологические напластования Европы, подтвердилось последующими исследованиями на других материках.
Хронологическая классификация слоев, составляющих геологическую летопись, практически осуществлялась по остаткам беспозвоночных животных, служивших руководящими окаменелостями. Это дало возможность выяснить и хронологическую последовательность остатков позвоночных животных и растений. Таким образом, геологическая хронология есть хронология истории Земли и жизни. Создание ее — крупнейшее достижение естествознания первой половины XIX в.
О том, какие сдвиги в сознании производили палеонтологические открытия, хорошо сказал современник Кювье, выдающийся астроном и математик Лаплас. «Бесчисленные виды исчезнувших животных… разве не указывают на стремление к изменению в вещах, по-видимому, самых неизменных?»[99].
Как ни велико объективное значение палеонтологических фактов для формирования исторического взгляда на природу, в первой половине XIX в. они не получили эволюционного истолкования. Ламарк, выступивший со своей эволюционной теорией в начале века, почти не пользовался данными палеонтологии, они были тогда еще скудными. Жоффруа Сент-Илер в результате исследования ископаемых крокодилов пришел к заключению о происхождении современных рептилий от ископаемых форм. Но его вывод относился лишь к одной группе животного мира.
Кювье отметил в своих палеонтологических работах прогрессивное усложнение организации в ряду животных. Новые палеонтологические факты окончательно подтвердили, что восходящий порядок от низших к высшим оказывается не только морфологическим, но и хронологическим рядом.
Чарлз Лайель. 1797–1875.
Казалось бы, что запечатленное в геологической летописи Земли прогрессивное усложнение организмов должно было бы послужить для торжества эволюционной идеи. Однако этого не случилось. Большинство натуралистов во главе с Кювье видело в прогрессивном усложнении лишь смену видов, не имевших преемственной, родственной связи между собой. Одни, например Л. Агассис, видели здесь проявление творческой мысли творца, совершенствовавшего виды при их создании. Другие, например немецкий зоолог и палеонтолог Г. Бронн, связывали закон совершенствования с действием особой непознаваемой силы. И в том, и в другом случае говорилось о «прогрессивном развитии», хотя никакого развития в современном понимании этого слова не допускалось. Под «прогрессивным развитием» понимали многократные акты творения, следовавшие за очередными катастрофами.
В работах некоторых зоологов этого периода, занимавшихся исследованиями в области палеонтологии, содержались отдельные высказывания об эволюции органического мира. Однако их значение нельзя переоценивать. Поскольку они не были подкреплены солидным геологическим обоснованием, они не были достаточно убедительны, и большинство палеонтологов и геологов отвергало идею эволюции. Слишком велико было влияние авторитета Кювье и его теории катастроф.
Для научного истолкования фактов, добытых палеонтологией, в духе эволюционной теории геологи и палеонтологи должны были освободиться от груза теории катастроф. Но идеи Бюффона, Геттона, Ламарка и других ученых об эволюционном изменении поверхности Земли и длительности ее существования требовали подтверждения фактами. Эту задачу разрешил английский геолог Ч. Лайель. Его книга «Основы геологии», опубликованная в 1830–1833 гг., имела, по его словам, целью показать, что, начиная с самых отдаленных времен, никогда не действовали никакие другие причины, кроме тех, которые действуют и теперь, и никогда они не действовали с иной силой, чем та, которую они проявляют в наши дни. На основании огромного фактического материала Лайель доказал, что для объяснения крупных геологических изменений в прошлом нет никакой нужды прибегать к гипотезе катастроф. Медленно, повседневно работающие геологические силы нашего времени способны произвести огромные изменения, если они будут действовать в течение длительного геологического времени.
Прошлое и настоящее, по Лайелю, являются как бы однозначными системами. Следовательно, геологическое прошлое нужно изучать, исходя из настоящего. Для этого он разработал метод исследования, известный под названием актуалистического. Согласно данному методу, современные геологические процессы, лежащие ныне в основе образования осадков и горных пород, дают ключ к восстановлению условий прошлого, запечатленного в геологических слоях. Актуалистический метод постепенно вошел в геологию и доныне в преобразованном виде остается ее главнейшим методом, хотя в своей первоначальной форме он имел существенный недостаток. По словам Энгельса, он заключался в том, что Лайель «…считал действующие на Земле силы постоянными, — постоянными как по качеству, так и по количеству»[100]. Актуалистический метод требует поправок, особенно когда вопрос касается древнейших периодов истории Земли.
Усвоение геологической теории и актуалистического метода Лайеля происходило медленно. Для сторонников старых взглядов было слишком очевидно, что признание учения Лайеля повлечет да собой признание эволюции органического мира, а затем и животного происхождения человека.
Освободив геологию от теории катастроф, Лайель доказал, что исчезновение видов происходило постепенно и что оно было следствием естественного вымирания под влиянием изменения условий. Но объяснить, как возникали новые виды, он отказался. По его словам, это «тайна из тайн».
Немногие сторонники эволюционной идеи воспользовались данными о «прогрессивном развитии», но истолковали их как следствие изначально заложенного в организмах стремления к совершенствованию. Так толковал «прогрессивное развитие» и Р. Чемберс в известной книге «Следы творения» (1844).
Идею подлинного исторического развития в связи с данными геологии и палеонтологии в той или иной мере высказывали в первой половине XIX в. X.И. Пандер, д’Омалиус, Л. фон Бух, Б. Котта и др. Последовательно эволюционное толкование фактам палеонтологии давал профессор зоологии Московского университета К.Ф. Рулье, который много сделал для изучения геологии и ископаемых организмов Подмосковья. Взгляды этих ученых на эволюцию будут изложены в главе 23.
Основатель палеонтологии
К 250-летию со дня рождения Ж.Кювье
Жорж Леопольд Кретьен Фредерик Дагобер Кювье (Jean Léopold Nicolas Frédéric Cuvier) родился 23 августа 1769 года в небольшом французском городке Монбельяре (Эльзас) в небогатой семье отставного офицера французской армии.
Мать целиком отдалась заботам о болезненном и хилом ребенке, каким был в детстве Жорж. Он был болезненным, но удивительно смышлёным ребёнком. Мать научила его рисовать, и этим искусством Кювье основательно овладел. Впоследствии многие рисунки, сделанные им, печатались в его книгах и многократно перепечатывались в книгах других авторов.
Читать он научился в четыре года. Одной из его любимых книг была «Естественная история» натуралиста Ж.Бюффона. Жорж любил перерисовывать иллюстрации из этой книги.
На всю жизнь он сохранил привитую в детстве любовь к чёткому распорядку дня. Это позволило ему в дальнейшем сохранить огромную работоспособность.
Худой рыжий мальчик с птичьей грудью, малоподвижный, сторонящийся сверстников, всё сидел в уголке, рисовал жуков, читал ночи напролёт – примерный ученик гимназии, тихий острослов, умница – Жорж был лучшим учеником начальной школы, которую он с отличием закончил в 1784 году. Здесь, в школе, он должен был готовиться к званию пастора (Кювье принадлежал к протестантской семье), но вражда к нему директора гимназии, в которой он учился, помешала этому. В школе Жорж учился блестяще, но слыл далеко не самым благонравным учеником. За шутки над директором гимназии Кювье был «наказан»: он не попал в духовную школу, готовившую священников.
В академии Кювье пробыл четыре года, безраздельно отдаваясь учению. Погруженный в занятия, думая только о науке, он не принимал участия в играх и развлечениях товарищей. Вечно задумчивый и вялый, малообщительный, худой, бледный, косматый и длинный, он казался лунатиком, не замечающим, что делается вокруг. Он поступил в академию, не зная немецкого языка, и в несколько месяцев овладел им в совершенстве, так что мог свободно писать по-немецки.
Кювье был слабым и болезненным ребёнком, болезни преследовали его и позже. В своих письмах он часто жалуется на них, в особенности на боль в груди и слабость зрения.
В первое время по приезде в Париж расстройство в груди усилилось до такой степени, что друзья Кювье опасались чахотки. К счастью, опасения не сбылись. Может быть, подъём духа благотворно подействовал на физическую природу – только здоровье его поправилось и скоро все болезни как рукой сняло. После этого он до конца жизни отличался железным здоровьем и ни разу не был болен сколько-нибудь серьезно.
Сама наружность его изменилась: это был красивый мужчина; вместо волнистой гривы обрамляли полное здоровое лицо подстриженные волосы; выражение его было веселее, приятнее; все движения стали живее, хотя легкий отпечаток меланхолии, который был ему характерен, не совсем изгладился.
Линней разделил животный мир на 6 классов: млекопитающие, птицы, гады, рыбы, насекомые и черви. К классу червей отнесли множество малоизученных, преимущественно морских, животных, начиная от огромных осьминогов, морских звезд, медуз и кончая мельчайшими полупрозрачными существами, как бы парящими в верхних слоях морской воды. Раскрытие тайн строения морских животных было подлинно научным триумфом Кювье.
Он пришел к выводу, что в мире животных существуют четыре типа строения тела, совсем несходных между собой. Животные одного типа одеты твердым панцирем, и тело их состоит из многих члеников; таковы раки, насекомые, многоножки, некоторые черви. Кювье назвал таких животных «членистыми». В другом типе (улитки, осьминоги, устрицы) мягкое тело животного заключено в твердую раковину и никаких признаков членистости у них нет. Этих животных Кювье назвал «мягкотелыми». Животные третьего типа обладают расчлененным внутренним костным скелетом — это «позвоночные» животные. Животные четвертого типа построены так же, как морская звезда, т. е. части их тела расположены по радиусам, расходящимся из одного центра. Подобных животных Кювье назвал «лучистыми».
Вскоре Кювье опубликовал «Элементарные таблицы естественной истории животных». Серьёзным учёным Кювье стал фактически самоучкой.
Продолжив изучение животных, ученый начал анализировать сходства и различия между ними. В итоге он стал основателем такого течения в науке, как сравнительная анатомия. Его теория «соотношения частей организма» гласит, что все органы и структуры связаны между собой, а их строение и функционал зависят от условий окружающей среды, питания, размножения. Для примера можно привести анализ копытного животного. Оно питается травой, значит, должно иметь массивные зубы. Так как мощная челюсть требует сильно развитой мускулатуры, голова также будет больших размеров относительно остального тела. Такую голову необходимо поддерживать, а значит, будут развиты позвонки шейного отдела и их отростки.
Травоядное млекопитающее, не имея клыков или когтей, должно как-то защищаться от хищников. В итоге появились рога. Растительная пища долго переваривается, что ведет к развитию объемного желудка и длинного кишечника. Развитая пищеварительная система – причина наличия широких ребер и большого живота.
В 1795 г. он возглавил кафедру анатомии животных в Парижском университете (Сорбонне), в 822 г. ему был поручен надзор над протестантскими богословскими факультетами. С 1799 года – профессор естественной истории в Коллеж де Франс. Кювье был превосходный лектор: простота и ясность изложения, чуждая всяких эффектов дикция резко выделили его из всех профессоров. Но содержание его лекций часто захватывало слушателей, изложение, несмотря на простоту, иногда было полно поэзии.
Политическая деятельность Кювье была столь же активна, как и научная. Он пользовался редкой славой независимого гражданина и учёного, который всегда и во всём поступает в соответствии с собственными убеждениями и чувством долга.
Кювье является одним из создателей современной сравнительной анатомии и палеонтологии. Он сумел описать более 160 видов вымерших животных, из которых более 60 до него никто не описывал. Глубокие познания в анатомии животных позволили Жоржу Кювье восстанавливать облик вымерших существ по их сохранившимся костям. Кювье убедился, что все органы животного тесно связаны друг с другом, что каждый орган нужен для жизни всего организма. Каждое животное приспособлено к той среде, в которой оно живет, находит корм, укрывается от врагов, заботится о потомстве.
Вместе с тем, Кювье враждебно относился к эволюционной идее. Он был ярым сторонником гипотезы о неизменяемости видов и создал теорию катаклизмов. Земля, утверждал Кювье, на протяжении миллионов лет переживала огромные геологические катастрофы, во время которых уничтожались все формы жизни в воде, на суше и в воздухе. После каждой такой катастрофы создавался совершенно новый мир. Окаменелости являются остатками вымер¬ших видов растений и животных.
Изучая ископаемые остатки, Кювье восстановил облик многих вымерших животных, живших миллионы лет назад. Он доказал, что когда-то на месте Европы было тёплое море, по которому плавали огромные хищники — ихтиозавры, плезиозавры и др. Они, так же как мозозавр, были ящерами и приспособились к жизни в море.
Кювье доказал, что в те времена и в воздухе господствовали пресмыкающиеся, а птиц ещё не было. У некоторых крылатых ящеров размах крыльев достигал семи метров, другие были величиной с воробья. На крыле летающего ящера не было перьев; оно представляло собой кожистую перепонку, натянутую между туловищем животного и очень удлинённым мизинцем его передней конечности. Кювье назвал этих ископаемых драконов птеродактилями, т.е. «пальцекрылыми».
Изучив другие ископаемые останки, Кювье убедился, что в прошлом была эпоха со своеобразным животным миром, в которой не существовало ни одно современное животное. Все жившие тогда животные вымерли. Эта ископаемая фауна сухопутных животных, главным образом млекопитающих, была обнаружена около Парижа в гипсовых каменоломнях и в пластах известняковой горной породы — мергеля.
Куда же исчезали фауны, которые мы теперь находим в виде ископаемых остатков, и откуда возникали новые, приходившие им на смену? Современная наука объясняет это эволюционным развитием животного мира. Открытые Кювье факты легли в основу такого объяснения. Но сам Кювье не видел громадного значения сделанных им открытий. Он прочно стоял на старой точке зрения о постоянстве видов. Кювье считал, что среди ископаемых нет переходных форм животных организмов. (Такие формы были открыты лишь через много лет после смерти Кювье.) Он указывал на внезапное исчезновение фаун и на отсутствие связи между ними. Для объяснения последовательной смены ископаемых животных Кювье придумал особую теорию «переворотов», или «катастроф», в истории Земли.
Он объяснял эти катастрофы так: на сушу надвигалось море и поглощало всё живое, затем море отступало, морское дно становилось сушей, которая и заселялась новыми животными. Откуда они брались? Кювье на это не давал ясного ответа. Он говорил, что новые животные могли переселиться из далёких мест, где они жили раньше. По существу, это была реакционная теория, пытавшаяся примирить научные открытия с религиозным учением о неизменяемости и постоянстве видов. Теория «катастроф» ещё долго господствовала в науке, и только эволюционное учение Дарвина опровергло её.
Кювье придерживался взглядов, что всё на Земле создано высшими силами.
В дружеском кругу у Кювье было прозвище «дипломат». Он верил в бога и пытался обосновать веру научно. У Кювье была феноменальная память, острая наблюдательность и невероятная сообразительность. Ещё мальчиком он не мог подчиняться и хотел всегда и во всём быть первым.
Одною из самых замечательных черт его ума было уменье сразу возобновлять прерванную нить размышлений. Ему никогда не приходилось, что называется, «собираться с мыслями». Вернувшись из заседания совета, он садился за какой-нибудь мемуар об ископаемом носороге и продолжал его с той строчки, на которой бросил вчера.
Помимо этого, Кювье вел строго упорядоченную жизнь. Каждый час имел свою работу, каждая работа – свой кабинет, в котором находилось все, что имело отношение к этой работе: книги, рисунки, препараты.
Жизнь его в годы славы и блеска проходила следующим образом. Вставая в 8 часов утра, он работал полчаса или час перед завтраком, во время которого читал газеты, слушая в то же время разговор окружающих. Затем принимал лиц, имевших к нему какое-нибудь дело, и около 11 часов отправлялся в Государственный совет или Совет университета. Домой возвращался часам к шести и, если до обеда оставалось хоть четверть часа свободных, пользовался ими для того, чтобы продолжать работу, прерванную вчера. После обеда, если некуда было идти, продолжал научные занятия до 10—11 часов; от 11 до 12 – историческое или литературное чтение.
Вполне свободным оставалось для него только воскресенье, и этот день почти исключительно был посвящен науке.
Чтобы не терять даром времени, он устроил приспособления для чтения и письма в своей карете и занимался во время переездов.
По субботам у Кювье проходили вечера, на которых можно было видеть цвет европейской интеллигенции.
С годами наружность его изменилась; он сильно потолстел и потерял грациозную живость, которая так шла ему раньше, стан его несколько сгорбился; глаза потускнели, хотя все еще светились умом.
Под спокойною внешностью Кювье скрывались способность к глубокому и упорному чувству и гуманный характер. Бескорыстие его не подлежит сомнению. Составив с большими издержками великолепную коллекцию окаменелостей, он подарил ее музею Jardin des Plantes. Он был щедр и никогда не отказывал в помощи тем, кто к нему обращался. Многим студентам и начинающим ученым он помогал деньгами и был настолько расточителен в этом отношении, что подвергался упрекам со стороны друзей, которым отвечал: «Ну и что! Я только куплю меньше книг в нынешнем году». Лучшим свидетельством его бескорыстия служит то, что он оставил после себя только 100 тыс. франков, – сумма ничтожная, если принять в расчет огромные оклады, получаемые им.
В отзывах о чужих трудах он был беспристрастен, что далеко не всегда замечается даже у великих ученых. Под старость, правда, ему случалось игнорировать чужие работы. Так, он начал было читать «Основные начала геологии» Лайеля, но, убедившись, что тут пахнет ересью, бросил. Вообще в это время он был уже настолько величествен, что мог иной раз не замечать мнений, не согласных с его взглядами.
Насколько Кювье был счастлив в своей научной и административной карьере, настолько же судьба преследовала его в семейной жизни. Он женился в 1803 году на вдове генерального фермера Дювоселя, погибшего на эшафоте вместе с Лавуазье в эпоху террора.
Эта женщина, серьезная и спокойная, как нельзя более подходила к характеру Кювье, и между ними царствовали «совет и любовь». Казалось бы – все условия для семейного счастья. Но какой-то рок преследовал детей Кювье. В 1804 году родился у него сын – и умер на третьем месяце. В 1812 году умерла четырехлетняя дочь. За ней в 1813 году последовал второй сын Кювье, родившийся в 1805-м, – мальчик бойкий, способный, даровитый. Эта потеря произвела на него впечатление, которое не могли изгладить годы. Долгое время после того он не мог без глубокого волнения видеть детей. Оставалась одна дочь, Клементина, родившаяся в 1806 году. Казалось, судьба решила пощадить её. Это была девушка умная, интеллигентная, с мягким и кротким сердцем, бывшая душою общества, собиравшегося у Кювье. В 1828 году она собиралась выйти замуж; но среди приготовлений к свадьбе у нее развилась скоротечная чахотка, и через несколько недель её не стало.
После этого несчастья он сделался раздражительным, мрачным, и приступы веселия, находившие на него иногда прежде, уже не повторялись.
Научная продукция его была колоссальна, хотя своими основными делами он считал дела административные. В 1818 г. он был избран членом Парижской Академии наук, а позже многие годы был её секретарём. Являлся иностранным почётным членом Петербургской академии наук (1802).
Наполеон поручил Кювье заниматься вопросами организации науки и высшего образования. Он был канцлером университета и членом Государственного Совета. Наполеон обнаружил большое знание людей, когда на вопрос, зачем он впустил в государственный совет учёного, ответил: «чтобы дать ему отдых».
Кювье во всем блеске обнаруживал свою способность, определившуюся уже в 14-летнем мальчике, председательствовавшем в кружке своих товарищей: среди дебатов он молчал, как бы не слушал их, когда же они кончались, и он начинал говорить, он так поразительно легко распутывал разногласия, разбирал противоречия, что выводы приходили для слушателей сами собой в роковой неизбежности. Можно сказать, что в этих случаях проявлялась прирожденная способность классификатора.
Несмотря на такое обременение административными делами, Кювье не переставал заниматься наукой, и когда в 1830 году Э. Ж. Сент-Илер высказал свой взгляд об уничтожении промежутка между моллюсками и позвоночными, Кювье, справедливо считавший себя лучшим знатоком моллюсков, отнесся к этому как к личному вызову. Так как Сент-Илер высказался не только по частному вопросу, но и по основным положениям учения Кювье, последний вступил с ним в борьбу со всей силой своей эрудиции, и эта борьба привлекла к себе внимание даже широких слоев публики. Академическая зала осаждалась толпой, журналы передавали все перипетии борьбы, и хотя лишь немногие понимали сущность и значение разгоревшегося спора, все судили и рядили о нем по-своему, так как для большинства он представлял лишь интерес скандала. Сент-Илеру трудно было защищаться от нападок Кювье, перешедшего в наступление со всей силой своего знания и таланта диалектика, он вынужден был уступать, и, когда просил дать ему время для объяснения, академические дебаты были прекращены. Таким образом, победителем вышел Кювье, но, как мы знаем, идеи Сент-Илера были ближе к научной истине.
Впрочем, ни Кювье, ни его противник не считали вопроса исчерпанным в академическом споре и готовились продолжать его новыми научными трудами, причем оба уверяли, что спор их дружеский. Кювье с ожесточением принялся за свои зоологические и палеонтологические изыскания и менее чем в два года совершенно расшатал свое здоровье.
8 мая 1832 года он читал в Collège de France вступительную лекцию к третьему курсу истории наук. В тот же день Кювье был в совете по управлению Jardin des Plantes. Вечером он почувствовал боль в руке, которую приписал ревматизму, не обратив, впрочем, на неё особого внимания. На следующий день он председательствовал в комитете внутренних дел; к обеду боль в руке усилилась и стало трудно глотать. Болезнь быстро развивалась, и на следующий день обе руки и глотка были парализованы. С этого момента он уже ясно понимал свое положение, спокойно продиктовал завещание, но подписать его не мог. Собрался консилиум медицинских светил; весь следующий день прошёл в бесполезных усилиях остановить ход болезни. Страдания всё усиливались. «Это болят нервы воли», – говорил Кювье, намекая на недавние открытия в анатомии нервной системы. 12 мая больного навестил его товарищ по Государственному совету – Пакье. «Видите, – сказал ему Кювье, – какая разница между человеком вторника и субботы. А между тем, сколько дел мне осталось сделать! Три важные работы. Материалы собраны, всё готово в моей голове, но рука отнимается и уводит за собою голову». Пакье сквозь слезы рассказал ему, как все интересуются его положением. «Мне хочется верить этому, – отвечал Кювье, – я заслужил это: я так много работал».
Похороны его были торжественны. Представители науки, литературы, администрации, толпы народа из разных слоев общества провожали его останки к месту успокоения. Тело Кювье подверглось вскрытию. Оказалось, что мозг его весил 3 фунта 10 унций, то есть на фунт более, чем мозг обыкновенного человека. Почти весь этот излишек приходился на долю полушарий большого мозга, число и разнообразие извилин которого также поразили анатомировавших.
Занимаясь естественной историей, всегда бываешь недоволен тем, что делаешь, потому что природа на каждом шагу показывает нам свою неисчерпаемость.
— Дайте мне одну кость, и я восстановлю животное.
— Организм — есть связное целое. Отдельные части его нельзя изменить, не вызывая изменения других.
(Эту постоянную связь органов между собой Кювье назвал «соотношением частей организма»).
— Гален гораздо выше Аристотеля как анатом, физиолог и врач. Он первый истинный анатом древности.
— Систему наук нужно рассматривать как систему природы: все в ней бесконечно и все необходимо.
— Собака составляет самое замечательное, совершенное и полезное из всех приобретений, которые когда-либо делал человек.
* Клейн Л.С. («История археологической мысли в 2-х томах», Том 1): «По Библии, Бог творил мир шесть дней, а в седьмой почил от трудов своих. И дальше всё отдыхал и самодовольно любовался своим творением. А Кювье усомнился в этом, усомнился в библейском тексте и в мудрости Бога, который создал мир неудачным, при том создавал таким не раз. Кювье признал Бога бракоделом и заставил его переделывать мир. Он заставил Бога постоянно трудиться. Это была очень существенная революция!»
* Голованов Я.К. («Этюды об учёных»): «Кювье не создавал основ зоологии, он сделал нечто большее: он основал две науки: сравнительную анатомию и палеонтологию. Если Карл Линней положил в основу своей классификации чисто внешние признаки, то Кювье прибавил к ним анатомическое исследование. Это была новая ступень в естествознании. Разумеется, до Кювье и анатомировали, и сравнивали, и размышляли, и описывали. Кювье же проделал гигантский синтез, прослеживая изменения каждого органа в длинной веренице животного мира. Палеонтологию он не выделял, работа над ископаемыми костями была просто продолжением прежней работы. Трудно поверить, что всего за сто лет до Кювье учёные мужи выдавали кости саламандры за скелет ребёнка, погибшего при потопе, а он уже произносит свою крылатую фразу: «Дайте мне одну кость, и я восстановлю животное». Кювье описал и реставрировал около 150 видов ископаемых млекопитающих и пресмыкающихся, впервые разобравшись в дотоле бессмысленном хаосе костей».