Сталинизм как политическая система
Сталинизм как политическая система
Сталинизм как политическая система. Репрессивная политика в СССР в 1920 – 1930 гг.
Политическая система – это совокупность государственных, партийных и общественных органов и организаций, участвующих в политической жизни страны. Она является сложным образованием, обеспечивающим существование общества как единого организма, централизованно управляемого политической властью.
В конце 1920-х гг. в СССР началось формирование тоталитарной политической системы, получившей название сталинизм. Она характеризовалась господством авторитаризма, усилением карательных функций государства, сращиванием государственных и партийных органов, идеологическим контролем за всеми сторонами жизни общества.
Последней драматической внутрипартийной схваткой периода НЭПа стало
противостояние между Сталиным и правыми во главе с Н. И. Бухариным в Политбюро ЦК ВКП(б) в связи с хлебозаготовительным кризисом 1927-1928 гг. Сталин назвал причиной кризиса нарушение экономических пропорций, когда слабая промышленность не может выпустить необходимые товары, а единоличное крестьянское хозяйство неспособно удовлетворить потребности промышленности. Он видел выход в осуществлении индустриализации и коллективизации. Бухарин считал кризис последствием ошибок руководства, отсутствием резервного фонда промтоваров, низкими закупочными ценами на хлеб. Он настаивал на поддержке индивидуальных крестьянских хозяйств.
Помимо дискуссии о хлебозаготовках в 1928 г. развернулась полемика об обострении классовой борьбы. В отличие от Сталина Бухарин утверждал, что продвижение к социализму требует ослабления классовых противоречий. 10 марта ОГПУ объявило о раскрытом в г. Шахты контрреволюционном заговоре. Аварии на шахтах треста «Донуголь» связали с антисоветской деятельностью нелегальной вредительской организации, состоящей из дореволюционных технических специалистов и руководителей угольной промышленности. Это и подобные дела были использованы для доказательства сталинского вывода об усилении классовой борьбы. С начала 1930 г. развернулась репрессивная кампания против кулачества.
Преимущество Сталина во внутрипартийной схватке состояло в том, что он руководил партийным аппаратом. Практически все поначалу колебавшиеся высшие партийцы перешли на его сторону, привлеченные возможностью быстрого построения социализма в стране, не дожидаясь мировой революции. В ноябре-декабре 1928 г. Бухарин, Рыков и Томский остались в оппозиционном меньшинстве в Политбюро. До XVI съезда (1930 г.) Бухарин был выведен из Политбюро, в 1930 г. Рыков оставил пост председателя СНК.
ТЕРРОР И МАССОВЫЕ РЕПРЕССИИ
Эпоху политических процессов и «Большого террора» открыло убийство 1 декабря 1934 г. С. М. Кирова, члена Политбюро ЦК и секретаря ЦК и Ленинградского губкома ВКП(б). Сразу за этим событием был введен «упрощенный порядок» рассмотрения дел «врагов народа»: следствие велось в течение десяти дней, обвинительное заключение вручалось обвиняемым за сутки до суда, дела слушались без участия сторон, просьбы о помиловании запрещались, приговор приводился с исполнение после оглашения.
Выписка из протокола Особого Совещания при НКВД СССР в отношении К. Рогге
В 1936 г. в Москве состоялся первый показательный процесс над 16-ю лидерами внутрипартийной оппозиции ( Г. Зиновьевым, Л. Каменевым и др. членами «Троцкистско-Зиновьевского Террористического Центра»). Они обвинялись в убийстве С. М. Кирова и заговоре с целью убийства Сталина. Хотя доказательств соучастия Каменева и Зиновьева в преступлении не нашлось, под давлением военного трибунала обвиняемые согласились признать, что они несут «политическую и моральную ответственность» за убийство. Все подсудимые были расстреляны.
В январе 1937 г. прошел второй московский процесс. (17 подсудимых)
В 1938 г. состоялся третий московский процесс над 21-м членом «Право-троцкистского блока». (Бухарин расстрелян)
Летом 1937 г. была репрессирована группа военных, в том числе М. Н. Тухачевский, И. П. Уборевич, И. Э. Якир. Погибли трое из пятерых маршалов СССР, трое из четырех командармов первого ранга, все двенадцать командармов второго ранга, 60 из 67 комкоров, 133 из 199 комдивов, 221 из 397 комбригов, половина командиров полков, все 10 полных адмиралов, 9 из 15 вице-адмиралов, все 17 армейских комиссаров, 25 из 28 корпусных комиссаров, 79 из 97 дивизионных комиссаров, 34 из 36 бригадных комиссаров. Армия была обезглавлена.
М. Н. Тухачевский на суде
В политической сфере установилась монополия компартии. Она захватила и монополию на власть. Установился культ личности Сталина.
Сталинизм как идеология сумел завладеть сознанием миллионов людей, стал их мировоззрением, идейной и моральной основой их жизни и деятельности.
Грубые деформации социализма в период культа личности не воспринимались как нечто отрицательное. Наоборот, под звуки победоносных маршей и лживых реляций они воспринимались как великие достижения, вызывая у простых людей чувство гордости за себя, за свой труд, за успехи своей Родины.
Создана мощная карательная система. Любое инакомыслие преследовалось как тягчайшее преступление.
В 30-е годы были ликвидированы все, кто мог составить Сталину политическую конкуренцию. В СССР надолго утвердилась безраздельная и практически неограниченная власть вождя и коммунистической партии.
Материальное состояние народа оставалось на низком уровне. Экономика оказалась неспособной обеспечить население страны основными продуктами питания, товарами потребления и другими социальными благами на достойном человека уровне.
30. Начало ВОВ. Битва под Москвой
Политическая система Сталина
Вы будете перенаправлены на Автор24
Понятие «Сталинизма»
Сталинизм является одной из разновидностей тоталитаризма. Тоталитаризм может рассматриваться в форме высшей точки органического самостоятельного развития массового общества. Основными для тоталитарного режима представляются следующие свойства массовой ментальности:
Политическая система Сталина
К концу «великого перелома», то есть в первой половине 30-х годов, в СССР основательно складывается такая политическая система.
Самой драматической схваткой, в которой претерпевает поражение последний конкурент Сталина в большевистском руководстве, была борьба со сторонниками Н.И. Бухарина. Сталинско-бухаринская коалиция просуществовала в течение 3 лет. Итоговое поражение левых лишало всякого политического смысла противоборство меж Сталиным и правыми в Политбюро, а резкое сокращение хлебозаготовок к концу 1927 года упразднило остатки единодушия в сфере внутренней политики.
Готовые работы на аналогичную тему
Хоть дискуссия о хлебозаготовках обрела большое значение, она явилась только частицей широчайшей полемики, которая развернулась в нача¬ле 1928 года. 10 марта объявилось, что в городе Шахты органами ГПУ раскрылся контрреволюционный заговор. Сталин раздул сфабрикованное дело в политический скандал общесоюзного масштаба. При помощи этого он делал попытку дискредитации бухаринской политики сотрудничества, гражданского мира.
В мае, июне 1928 года раскол меж сталинистами и бухаринцами был оформлен окончательным образом. Первые тревожились рас¬тущим экстремизмом сталинской группировки. Сталин и его окружение изобразили образование трудностей в образе следствия порочности природы нэпа. В соответствии с мнением Сталина, зерновой кризис и шахтинское дело могли свидетельствовать о неизбежности обострений борьбы классов, и данную борьбу необходимо было довести до конца.
Накануне июльского Пленума ЦК две эти фракции вступили в жестокое противоборство. Преимущество Сталина заключалось в его манипуляциях партийным секретариатом: изначально колебавшееся руководство перешло на его сторону, за ним шло огромное множество руководителей второго ранга.
В конце лета и осенью 1928 года. Сталин, заручился санкцией большинства в Политбюро, и, переходя к наступлению, двинулся устранять оплот политической базы правых. Все это подрывало позиции Бухарина. Может быть, итоговым эпизодом противоборства за власть являлось устранение из московской партийной организации в ноябре 1928 года сторонников Бухарина во главе с Н.А. Углановым.
В ноябре-декабре 1928 года Бухарин, Томский, Рыков переставали быть ведущими членами руководства, стали меньшинством оппозиции сталинского Политбюро. Еще до 16 съезда в 1930 году Бухарин устранен из Политбюро, в 1930 году Рыков покинул пост председателя Совнаркома.
Однако Сталин не был удовлетворен политической победой, одержанной над собственными противниками. Для безопасного и безраздельного владычества требовалось физически уничтожать все старые кадры, заменяя их новыми, «сталинскими». Сталин выбрал методику чисток.
Чистки партии были направлены единовременно против оппозиции верхов партии и против возможной будущей оппозиции в низкой партийной массе. Массовые чистки были сопровождены массовыми приемами новых партийных членов. Сталинцы прибегли к массовому вербованию для того, чтобы радикально сменить составляющие партии. Это являлось искусственным ростом. Ставка делалась не на партию людей мыслящих, а на разведение (растворение) партии в массе.
Сталинизм как политическая система и идеология
Рубрика | Политология |
Вид | реферат |
Язык | русский |
Дата добавления | 20.05.2010 |
Размер файла | 53,3 K |
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
По некоторым сведениям, термин был впервые использован Л. Кагановичем для обозначения формы, получившей теоретическое развитие при И. В. Сталине, от имени которого образован. В СССР начал официально использоваться с началом политики гласности.
В более широком смысле используется по отношению к странам, политическая система которых во многом напоминала политическую систему СССР времён Сталина (например, к режимам Мао Цзэдуна в КНР, Ким Ир Сена и Ким Чен Ира в КНДР, Хо Ши Мина и Ле Зуана во Вьетнаме, Энвера Ходжи в Албании и др.), а также к политическим партиям, идеализирующим подобную политическую систему. Среди сторонников некоторых направлений марксизма, например, троцкизма, термин «сталинизм» используется для обозначения идеологии и политической системы, существовавшей в СССР и других социалистических странах как во время жизни и нахождения у власти И. В. Сталина, так и в последующий период до распада СССР и реставрации капитализма. При этом сталинизм рассматривается как идеология и политика, искажающая марксизм.
Сталинский режим
Сталин был не просто символом режима, а лидером, который принимал принципиальные решения и был инициатором всех сколько-нибудь значимых государственных мер. Каждый член Политбюро должен был подтверждать своё согласие с принятыми Сталиным решениями, при этом ответственность за их исполнение Сталин перекладывал на подотчётных ему лиц. Из принятых в 1930—1941 гг. постановлений, менее 4000 были публичными, более 28000 секретными, из них 5000 настолько секретными, что о них было известно только узкому кругу. Значительная часть постановлений касалась мелких вопросов, таких как местоположение памятников или цены на овощи в Москве. Решения по сложным вопросам часто принимались в условиях нехватки информации, в особенности реалистичных оценок затрат, что сопровождалось стремлением назначенных исполнителей проектов завысить эти оценки.
Автономный Сталинизм
Молодежное течение, которое появилось в России в конце 2000-ых. О возникновении и корнях движения пока мало известно. Пока можно, опираясь на сайт автономных сталинистов, сделать вывод, что корни их эстетики и риторики вырастают из разнообразных движений левого толка в Европе, прежде всего автономистов. Также очевидно, что автономные сталинисты, как движение возникли под влиянием молодежных субкультур: скинхэдов, панков, модов, хип-хоп культуры. Участники этого движения позиционируют себя непримиримыми врагами капитализма, либерализма, нацизма. Имя Сталина используется автономными сталинистами, как символ непримиримого отношения ко всем господствующим в обществе политическим силам от анархистов до правительств.
Критика сталинизма
Природа сталинизма глубоко противоречива, поскольку сочетала заложенный революцией экономический и социальный фундамент (государственная собственность, монополия внешней торговли, плановое хозяйство) с политическим господством правящей госбюрократии. Интересы последней требовали замены режима социалистической демократии бюрократическим централизмом, для которого характерны авторитарные методы управления государством и обществом.
После смерти Сталина в 1953 году политический режим в Советском Союзе смягчился, некоторые «перегибы» сталинской эпохи были подвергнуты критике. Перемены, впрочем, были не столь значительны. Они практически не коснулись привилегий бюрократии, которая сохранила политическую власть вплоть до распада СССР в 1991 году.
В связи с тем, что в 20-м веке похожие формы имели место и в других странах, термин «сталинизм» стал применяться марксистскими теоретиками для характеристики обществ, в которых политическое господство бюрократии сочетается с прогрессивным экономическим и социальным базисом (государственная собственность, плановая экономика). В частности, такие современные государства как Куба и Северная Корея несут в себе существенные черты сталинизма.
В коммунистическом движении сталинистами называют течение, разделяющее основные идейные принципы правящей советской бюрократии, преимущественно сталинской эпохи. Исходя из этого, приверженцы сталинизма признают возможность быстрого развития производительных сил («построения социализма») в одной, отдельно взятой стране. Как правило, современные сталинисты отрицают утверждения о перерождении партии и государства в СССР и считают, что Советский Союз в 30-е годы прошлого века достиг социалистической стадии развития.
Тем не менее, факт развала СССР требует от сталинистов объяснения. В связи с этим распространена теория, согласно которой перерождение советского строя началось после смерти Сталина с приходом к власти «ревизиониста Хрущёва». Предпринимая попытки объяснить причины «поражения социализма» в СССР, сталинисты, как правило, не прибегают к марксистскому анализу: они отрицают реакционную роль бюрократии в процессе быстрого развития производительных сил, сводя процессы перерождения к таким субъективистским факторам, как враждебные действия иностранных разведок, предательство партийного руководства, недостаточном внимании к теории марксизма и тому подобное. Неспособность приверженцев сталинистской традиции к марксистскому анализу связана с многолетней практикой приспособления теории для оправдания обратным числом политических зигзагов правящей бюрократии.
Под сильным влиянием сталинистской традиции, идейной и организационной, находится Компартия Украины. Партия рассматривает СССР как социалистическое государство, кроме того, КПУ придерживается организационных принципов, характерных для сталинистской традиции.
Сталинистская традиция, выросшая из господства бюрократии, хотя и декларирует свою приверженность принципам демократического централизма, на практике отрицает их, склоняясь к аппаратной централизации. Практика Компартии даёт тому массу примеров: авторитарные секретари, господство которых опирается на партийный аппарат, отсутствие политической дискуссии и навязываемое сверху единомыслие, репрессии в отношении несогласных с позицией руководства и т. п.
Наиболее известным критиком сталинизма являлся Лев Троцкий.
Оценка сталинизма в Европе
Папа Иоанн Павел II также сравнил две тоталитарные системы XX века: сталинский СССР и нацистскую Германию: «Некоторые считают, что Сталин был лучшим лидером, чем Гитлер. С моральной точки зрения, они оба были ужасны»
В июле 2009 года Парламентская ассамблея ОБСЕ вынесла резолюцию, в которой приравняла преступления сталинизма в СССР к преступлениям нацистского режима в Германии.
Резолюция, названная «Воссоединение разделенной Европы», подчеркивает, что оба тоталитарных режима нанесли серьезный ущерб Европе, в обоих режимах наблюдались проявления геноцида и преступления против человечества.
Одним из требований резолюции ОБСЕ было прекращение восхваления советской эпохи и раскрытие доступа к ряду секретных документов.
Положительные черты сталинизма
Утверждения о наличии у сталинизма т.н. «положительных черт» чаще всего основываются на специфической трактовке событий эпохи. Многолетняя массовая истерия вызванная культом личности, к примеру, трактуется как период беззаветной преданности народа «великому вождю«. В подобном ключе, положительными чертами сталинизма определяются:
1. Переход России от аграрно-индустриального строя к промышленному;
2. Повышение потенциала армии;
3. Повышение уровня защиты страны от внешних захватчиков;
Сталинизм и политическая экономия
Сталинизм наложил тяжелый отпечаток на экономическую науку, и прежде всего на теоретическую политическую экономию. Пожалуй, именно эта наука наряду с философией и историей оказалась наиболее деформированной применительно к идеологическому обслуживанию сталинского режима. Сталинизм не просто обескровил экономическую науку, не просто навязал ей постоянное присутствие своих бездарных и невежественных клевретов, но он действительно сформировал специфическое, адекватное своим идеологическим задачам экономическое мышление и при всей антинаучности, при всей мистифицированности строя этого мышления сумел воплотить его в некое подобие научной системы, сконструированное экономистами по заданию высшего эшелона политической власти.
Большинство этих положений было выдвинуто задолго до Маркса и задолго до Маркса стало предметом полемики. Однако в первой половине XIX в., когда положение рабочих оказалось невыносимо тяжелым, когда экономический либерализм обернулся в передовых капиталистических странах Западной Европы свободой для эксплуатации и полной незащищенностью рабочих, когда впервые разразились кризисы перепроизводства, доводившие положение рабочих до крайней нищеты и отчаяния, сложилось представление о том, что капиталистический строй уже исчерпал свои возможности и находится накануне краха, что в ближайшем будущем грядет социальная революция, открывающая человечеству путь к новому обществу. К. Маркс и Ф. Энгельс ожидали социалистическую революцию уже в 40-х гг. прошлого века и в последующие десятилетия.
На рубеже XIX и XX вв. в германской социал-демократии получил распространение ревизионизм, заключавшийся в пересмотре ряда выводов Маркса, а именно, учения о близящемся крахе капитализма, об обнищании трудящихся и концентрации собственности и др. Ревизионизм отразил изменение условий жизни капиталистического общества в конце XIX в. Нащупывая новые тенденции, как-то расширение числа собственников, смягчение кризисов и противоречий, повышение жизненного уровня рабочих, ревизионизм тенденции эти абсолютизировал, представлял их как уже завершившийся процесс трансформации капитализма.
Между тем до трансформации капитализма было еще далеко, процесс этот занял ряд десятилетий. Впереди еще были вспышки противоречий капитализма: мировые войны, глубокая депрессия 30-х гг., установление тоталитарных фашистских режимов в половине стран Западной Европы.
В споре между ревизионистами и ортодоксальными марксистами на рубеже двух веков как те, так и другие опирались на определенные тенденции в эволюции капитализма. Марксизм в России не был единственной идеологией освободительного движения. Распространявшийся марксизм сталкивался с народничеством, которое оспаривало неизбежность капиталистического развития страны.
Глубокий, затяжной кризис начала века показал, что крупная тяжелая промышленность действительно не опиралась на внутренний рынок, что она паразитировала на земледелии, что страна далеко еще не капиталистическая, что представление о стадиях экономического развития, с необходимостью следующих друг за другом, мало что могут объяснить в исторической реальности России.
Но если целый ряд выводов и прогнозов, на которые опирался революционный марксизм, история не подтвердила, значит ли это, что перед Россией была открыта столбовая дорога капиталистического развития, а социалистический выбор был и случайным, и беспочвенным? Подобное утверждение было бы таким же крайним упрощением, как и утверждение прямо противоположное: без социалистической революции Россию ожидала бы судьба полуколонии и т. п.
Капиталистическое переустройство народного хозяйства, отнюдь еще не завершившееся, в толщу народной жизни проникшее весьма слабо, неизбежно потребовало бы огромных социальных пертурбаций, перемещения десятков миллионов людей, которых вытолкнуло бы из деревни капиталистическое ее развитие, и которых вряд ли бы успел усвоить, ассимилировать город. Повторение исторического пути западноевропейских стран не могло быть безболезненным, оно неизбежно было бы связано с трагедией многих миллионов крестьянских семей, густо населявших тогда русские равнины.
Путь в современное общество, который предстояло пройти России, конечно, не был никем однозначно запрограммирован, предопределен. Он, безусловно, был многовариантен и, как и путь каждой большой страны, неповторим. Социалистические партии искали и находили альтернативные пути развития, и независимо от элементов утопизма и мессианства в их мышлении, альтернативный капиталистическому путь развития в России был реальностью.
Мы подробно остановились на этом вопросе, который, казалось бы, имеет лишь опосредованное отношение к нашей теме, чтобы опровергнуть представление о случайности, ущербности социалистического выбора. Социалистический выбор был, скорее всего, наиболее адекватным путем развития России в современное индустриальное общество. Социалистический выбор не был исторической ошибкой; ошибочны были представления о возможности сконструировать социализм по заранее заданной схеме, заменить схемой живое, органическое развитие страны. Эти представления выросли не сразу, они стали нарастать и расширяться особенно после смерти В. И. Ленина.
Мы настолько привыкли к некоторым чеканным формулировкам, четким тезисам, неоспоримым положениям, что не замечаем, когда они противоречат друг другу. Накануне революции большевикам представлялось, что условия для социализма вполне созрели, остается только пролетариату взять власть в свои руки; государственный капитализм, который является полнейшей подготовкой социализма, при Советской власти будет представлять собой 3/4 социализма. Однако та хозяйственная система, которая должна была составлять полнейшую подготовку социализма, очень быстро развалилась, и в годы военного коммунизма представление большевиков о переходе к социализму было уже совсем иным:
В основе нэпа лежало третье, принципиально отличное видение перехода к социализму. Нэп представлял собой попытку органического развития к социализму на основе тех хозяйственных форм, той техники производства, которые достались в наследство от старого строя. Причем намечалось движение к социализму не на основе верхушечных форм, выработанных капиталистическим обществом (госкапитализм), а опираясь на всю толщу народной жизни, на то самое «народное производство», которое прежде третировалось как реакционная мелкобуржуазная стихия.
Сталинизм, по сути дела, представлял собой новое, четвертое по счету, представление о том, что такое переход к социализму, представление наиболее упрощенное, вульгаризованное. На первый взгляд, казалось бы, сталинские представления не отличаются от представлений многих марксистов (и многих течений домарксова социализма, начиная с Платона): на смену одному общественному строю должен прийти другой, предопределенный, предусмотренный, предугаданный, обладающий неизмеримыми преимуществами. Специфика сталинского взгляда на социализм, которая особенно ярко проявилась на рубеже 20-х и 30-х гг., заключалась в следующем: для появления этого нового строя, обнажения его неоспоримых преимуществ, необходимо и достаточно разрушить старые формы, старые общественные отношения (рынок, индивидуальное крестьянское хозяйство, частное производство, частную торговлю в городе и т. д.).
Нэп не был просто отступлением назад, к капитализму. В ходе гражданской войны основные капиталистические структуры были разрушены. Крестьянское хозяйство, пережив эксперименты военного коммунизма, возвращалось не к капиталистической дифференциации, а к общинному землепользованию и кооперации, выросшей в период 1905-1916 гг. как надстройка над индивидуальным хозяйством.
Нэп зашел в тупик потому, что бюрократическая система, сохранившаяся со времен военного коммунизма, закупоривала каналы развития. Для дальнейшего развития на путях нэпа необходимо было развертывание инициативы и предприимчивости, необходима была гарантия собственности, законность в жизни общества, необходимо было движение к политической демократии. На деле же возобладали прямо противоположные тенденции: бюрократизация управления, разрушение рынка, подавление хозрасчета, усиление бесконтрольной диктатуры.
Сталинская экономическая политика была реакцией на крушение нэпа, но реакцией, направленной на ликвидацию самих форм нэпа, на прямую экспроприацию крестьянства, сверхэксплуатацию рабочих, на создание многомиллионной армии подневольного труда. Шарахнувшись от трудностей и кризисов нэпа, сталинская диктатура вовлекла страну в катастрофу.
Попытка органического развития страны к социалистическому устройству в 20-х гг. породила блестящий период в развитии советской экономической мысли; огромное разнообразие научных идей и теоретических школ. Уже одно это свидетельствует о том, что сам по себе социалистический выбор на одной шестой части Земли не был каким-то вывертом истории, неудачным экспериментом, этот выбор лежал в русле мирового исторического процесса. То, что новые научные идеи выдвигали, как правило, люди далекие от ортодоксии, лишний раз доказывает бесплодность догматизма и схоластики, единство научного знания, невозможность его монополизации каким-либо направлением. И то обстоятельство, что идеи, выдвинутые советскими учеными в 20-х гг., как правило, оказались применимы во всем мире, свидетельствует о единстве мирового исторического процесса.
Поворот от органического развития нашего общества на путях нэпа к сталинским экспериментам, сопровождался настоящим погромом в экономической науке. На рубеже 20-х и 30-х гг. были оборваны важнейшие направления научных исследований: изучение эволюции крестьянского хозяйства (организационно-производственная школа, возглавляемая А.В.Чаяновым), разработка методологии текущих планов (В.Г.Громан, В.А.Базаров), построение баланса народного хозяйства (П.И.Попов, Л.Н.Литошенко), разработка теории роста и перспективного планирования (Г.А.Фельдман, Н.А.Ковалевский), разработка проблем кредитно-денежного регулирования (Г.Я.Сокольников, Л.Н.Юровский, А.А.Соколов, Н.Н.Шапошников, Н.Д.Кондратьев и др.), прогнозирование долговременных циклов конъюнктуры (Н.Д.Кондратьев, выдающийся ученый, который внес свой вклад в разработку практически всех названных выше проблем). Каждое из этих направлений, оборванное, уничтоженное, ошельмованное в нашей стране, послужило тем не менее истоком для разработки целых пластов научной теории за рубежом. Учение А.В.Чаянова о кооперации, не поглощающей крестьянское индивидуальное хозяйство, а вырастающей над ним, объединяющей отдельные отрасли крестьянского хозяйства в соответствии с оптимальными размерами производства в каждой из этих отраслей, послужило теоретической основой для мощного развития кооперации в Западной Европе, Латинской Америке, Японии. Идеи первого баланса народного хозяйства, выдвинутые группой советских экономистов во главе с Л.Н.Литошенко и П.И.Поповым, легли в основу принятого теперь во всем мире национального счетоводства, типовые формы которого разработаны научными учреждениями ООН и рекомендованы всем странам. Разработки Г.А.Фельдмана явились первой моделью экономического роста; дальнейшая разработка закономерностей и внутренних зависимостей экономического роста началась на Западе после второй мировой войны. В.А.Базаров впервые сформулировал проблему оптимизации плановых решений. Поиски методов оптимизации составили целое направление не только в экономической теории, но и в математике (линейное программирование). Огромное влияние на развитие теории больших циклов конъюнктуры оказали труды Н.Д.Кондратьева. Наконец, школа советских финансистов заложила основы учения о кредитном и монетарном регулировании экономики, приобретающем все большее значение в современном мире.
Почему каждое из этих направлений было уничтожено Сталиным?
Сталинская коллективизация означала расправу над крестьянством, ликвидацию крестьянских хозяйств. Уничтожению подлежали и теоретики крестьянского хозяйства, защитники его экономических интересов. Теории роста, планирования, оптимизации строились на учете объективных возможностей, объективных тенденций развития. Сталинские планы строились при полном отрицании объективных тенденций, рыночного равновесия. В лучшем случае признавалась лишь необходимость сбалансированности материальных ресурсов, но практически не было и этого. Теоретики научного планирования должны были замолчать и исчезнуть. В централизованно управляемой, бюрократически организованной системе не было места для рынка, кредитного и денежного регулирования, самостоятельности предприятий. Не было места и для ученых-финансистов.
Существует мнение, что Сталин просто не понял тех возможностей, которые заключал в себе баланс народного хозяйства, разработанный в середине 20-х гг., и поэтому отозвался о нем столь негативно («игра в цифири»). Дело, видимо, обстояло не совсем так. Конечно, многое в построениях баланса Сталин не мог понять в силу своей ограниченности, элементарной необразованности. Но главное все же не в этом. Нефальсифицированный баланс народного хозяйства неизбежно должен был вскрывать диспропорции, показывать реальные результаты хозяйствования, реальный уровень потребления, состояние земли и природных богатств. В результате обнаружилось бы, что сталинские стройки и преобразования пагубно сказываются на жизни людей, губят природу, не увеличивают, а уменьшают национальное богатство. Баланс был объявлен «игрой в цифири», его разработчики ошельмованы и уничтожены. Только исключив землю и другие природные ресурсы из всего хозяйственного учета (чего в XX в. не было ни в одной культурной стране), засекретив или фальсифицировав данные об уровне потребления, состоянии здоровья и численности населения, сталинская статистика смогла утверждать, что рост выплавки чугуна и стали, добычи руды и угля равнозначен развитию страны, росту экономики и благосостояния народа.
Дискуссия о понимании тех или иных положений в системе Маркса велись задолго до революции. В системе Маркса, как и во всякой другой научной теории, стремящейся дать целостную картину способа производства, существует ряд противоречий, разночтений, открытых вопросов. Эти противоречия свободно обсуждались как в литературе марксистской, так и немарксистской, содержавшей критику самой системы Маркса. Эти споры продолжались и после революции, но с одной существенной поправкой: теперь стало практически невозможно говорить о каком-либо противоречии у самого Маркса, текст Маркса теперь воспринимался как канонический, непогрешимый. Стали допустимы лишь различные трактовки канонического текста, но поскольку каждая трактовка исходила из того, что сам текст содержит истину целиком и непротиворечиво, то неизбежным становился вывод, что противоположная трактовка однозначно ошибочна и, более того, вредна, искажает и извращает марксизм.
Вслед за прекращением методологических дискуссий началось быстрое падение культуры марксистской экономической мысли, ее примитивизация, крайнее упрощение. Интерес к методологии науки был надолго пресечен и возродился лишь в 50-х гг. В условиях общего оскудения научного мышления легче было лапидарные высказывания Сталина выдавать за научные открытия.
Методологические дискуссии в политической экономии тесно переплетались и перекликались с философскими дискуссиями 20-х гг., спорами между так называемой деборинской школой и механистами (последователями А.А.Богданова).
Схоластический налет, все гуще опутывавший методологические споры, вредил, конечно, обоим направлениям, каждое из которых в своем первозданном, недогматизированном виде было плодотворно.
Течение, которое мы назвали универсально-органическим, но которое само именовало себя ортодоксально марксистским, диалектическим (а противники его окрестили «идеалистическим»), исходило из представлений об экономических отношениях как специфической форме материи, движение которой, качественно отлично, относительно обособленно от движения других форм материи. Другое течение трактовало экономические явления как комбинации элементов технических, биологических, психологических и т. д. Соответственно различались и представления о переходе от одного экономического строя к другому. В первом случае развитие общества представлялось как смена одного целостного способа производства другим, столь же органически целостным способом производства. Напротив, во втором случае возникновение нового социального строя трактовалось как перегруппировка элементов (технических, биологических и т. д.), уже имеющихся в обществе, как их новая организация. Именно это, последнее направление, которое в экономической и философской литературе возглавлял в 20-х гг. Н.И.Бухарин, было особенно неприемлемо для сталинизма. Сталинизму ближе было представление об общественном строе как системе самодовлеющих экономических категорий, представление о развитии общества как о смене одной системы законов и категорий другой системой, другим социальным качеством, как бы покрывающим все остальные процессы в народном хозяйстве: технические, трудовые, организационные. Это представление, будучи абсолютизировано, приобретало характер фаталистической, почти мистической трактовки отношений будущего как отношений наперед заданных, априорно, до опыта, существующих в идее, предопределенных. Будущее нужно не только построить, но угадать единственный, заранее предопределенный его вариант, а угадав, крепко и непоколебимо держаться этого единственного варианта, отсекая малейшую попытку его изменения или хотя бы обсуждения его основ.
В 1927-1929 гг. в экономической литературе шла напряженная дискуссия, получившая название «рубинской» (по имени лидера «идеалистов» И.И.Рубина). В ходе дискуссии обе стороны немало способствовали взаимной дискредитации и по сути дела апеллировали к власти, поскольку выдвигали одна против другой идеологические обвинения в отступничестве от марксизма, тогда как марксизм был официальной государственной идеологией.
Воспользовавшись «наработанными» в ходе споров обвинениями и ярлыками, Сталин в январе 1930 г. оборвал методологическую дискуссию, ошельмовав при этом как одну, так и другую сторону.
Сталинизм не только обескровил, опозорил экономическую науку репрессиями, проработками, травлей лучших ученых, но он сумел навязать ей целую систему специфического экономического мышления. И если со смертью Сталина прекратились репрессии и на известный срок, до начала 70-х гг., прекратились направляемые сверху кампании травли и проработок, то это еще не значит, что экономическая наука сумела стряхнуть с себя путы сталинского экономического мышления. Сталинизм именно в экономической науке, как ни в какой другой, пустил глубокие корни, деформировал научное мышление, сохранился на многие десятилетия и даже обнаружил способность к определенной мутации, приспособлению к меняющимся условиям жизни. Истоки сталинистского экономического мышления, его характерные черты, его воздействие на науку мы и постараемся показать. Это необходимо сделать и потому, что сталинистское экономическое мышление все еще живо, оно представлено и в экономической литературе, и в известной части публицистики.
Как уже говорилось, исходный пункт сталинистского мышления, пожалуй, роднит его со многими социалистическими учениями, начиная с Платона: а именно, речь идет о представлении, согласно которому на смену одному общественному строю должен прийти другой, предопределенный, предусмотренный и предугаданный строй, обладающий неизмеримыми преимуществами. Но для появления этого строя, обнажения его преимуществ достаточно разрушить старые формы, старые общественные отношения. Правда, в процессе разрушения завяжется ожесточенная борьба, которую нужно вести любыми, сколь угодно беспощадными методами; чем решительнее, беспощаднее будут методы борьбы, тем раньше перед человечеством откроется вожделенная земля Эльдорадо.
В начале 30-х гг. беспощадному шельмованию подвергались те экономисты, которые осмеливались утверждать, что, прежде чем ликвидировать частное хозяйство и рынок, нужно было бы сперва на деле наладить централизованное планирование и управление, другими словами, убедиться, что они возможны. Нет, отвечали благонамеренные, само разрушение частных хозяйств, сама ликвидация рынка и обеспечат планомерность и организованность народного хозяйства в целом. Старое мешает новому, в результате борьбы со старым, его уничтожения новые социалистические формы станут всеобъемлющими.
Катастрофическая практика начала 30-х гг. показала, насколько фантастичны, маниакальны представления о том, что разрушение старых форм якобы само по себе открывает путь для новых, более передовых форм общественной жизни.
Казалось бы, после того как была провозглашена окончательная победа социализма в нашей стране, этот элемент сталинистского мышления должен был сойти на нет: ведь исчезли те злокозненные старые формы, которые мешали проявиться преимуществам социализма. Уничтожать, вроде бы, больше было нечего. Но этого не произошло: один из важнейших родовых элементов сталинистского экономического мышления сохранился, хотя и не играл той роли, которая отводилась ему в начале 30-х гг. В начале 50-х гг. Сталин провозгласил, что главным препятствием на пути к коммунизму является колхозная форма собственности, которая не столь совершенна, как общегосударственная. В начале 60-х гг. Хрущев развернул борьбу с приусадебным хозяйством, с крестьянским подворьем, в котором усмотрел главную помеху для успешного движения к коммунизму. Наконец, в 60-х гг. в советской экономической науке сложилось направление, рассматривавшее товарно-денежные формы в советской экономике как атавизм капитализма, с преодолением которого откроются возможности перехода к коммунизму.
Историки экономической мысли нередко рисовали такую идиллическую картину. Сначала советские экономисты полагали, что при социализме объективных экономических законов не будет, потом постепенно постигли, что объективные законы присущи любому способу производства, правда, толковали они эти объективные законы сперва. субъективно, ну, например, утверждали в начале 30-х гг., что законом является план или что объективным законом выступает диктатура пролетариата. Лишь постепенно они пришли к выводу, что объективные законы социализма присущи ему независимо от плана и от надстройки (диктатуры пролетариата), но долго спорили, действуют ли эти законы, когда они еще не познаны, или же вступают в действие лишь будучи познанными. Сталин и сам, несмотря на весь свой субъективизм, в 1951 г. признал действие объективных экономических законов, зафиксировал это признание в своей брошюре «Экономические проблемы социализма в СССР» и с тех пор перед экономической наукой раскрылись бескрайние просторы для теоретических построений и изысканий.
Такую картину рисовали историки-экономисты, но реальная связь идей была иной. Отношение сталинистского мышления к объективным закономерностям весьма противоречиво. С одной стороны, всякую переживаемую эпоху сталинизм объявляет эпохой переходной, эпохой ломки, преддверием чего-то более высокого и более совершенного, ради чего все и делается, ради чего и приносятся жертвы. Поскольку переживаемая эпоха переломная, переходная, то нет нужды беречь старые формы, нет нужды считаться с их закономерностями, с закономерностями старого строя, которые проявлялись через рынок, через равновесие между элементами хозяйства, через воспроизводство всех секторов экономики. В этом смысле сталинизм отвергает закономерности, объективные условия, объективные экономические законы.